«Мир, в котором царствует энергия мысли, — размышляла Джилл, строя догадки, — да ведь и "энергия" — понятие, которое тут никак не годится». И именно в такие миры порой отбывали роботы на своих кораблях, управляемых силой разума, путешествовали не только по обитаемой Вселенной, но даже трудно себе представить где.

Что до остальных моментов истории Ватикана — все выглядело довольно-таки просто и было изложено во всех подробностях: прибытие на Харизму, первые дни освоения планеты, строительство самого Ватикана, разработка проекта и создание до сегодняшнего дня электронного Папы, прибытие людей, начало работы в рамках Поисковой Программы, создание и усовершенствование новых типов роботов.

Было такое впечатление, что роботы самым тщательным образом продумали все еще до того, как покинули Землю. Еще там, еще тогда они знали, что им нужно, — отдаленная планета, на которую вряд ли залетят случайные путешественники, где никто не будет им мешать осуществлять задуманное. Единственное условие: планета, которую они искали, должна быть пригодной и для жизни людей, ведь сами роботы могли существовать практически на любой планете, и если бы не люди, им было бы намного проще отыскать базу для своей деятельности. Но роботы и не помышляли приниматься за осуществление проекта без помощи людей. Прямых указаний на это Джилл в записях не обнаруживала, но верила, что роботы не представляли своей работы без людей. Проверенное веками сотрудничество, партнерство с людьми существовало до сих пор, а в те далекие дни, когда Ватикан только-только зарождался, оно было и того прочнее.

А вот сколько у роботов было кораблей, на которых они прибыли, и как они раздобыли на Земле оборудование для них, этого в записях Джилл не нашла. По самой точной ее оценке кораблей должно было быть никак не больше трех. Было сделано несколько челночных рейсов на Землю и обратно, последним из них доставили материалы и оборудование, еще не собранные ко времени первой высадки. Последним рейсом прибыли и люди, чьи потомки до сих пор жили на планете. Впоследствии корабли были разобраны на части и использованы в качестве утильсырья. Но когда это сделали, было неясно.

«Скорее всего, — предположила Джилл, — не раньше чем были построены новые корабли, управляемые разумом, если они действительно были таковыми».

На первый взгляд могло показаться, что роботы сделали гораздо больше, чем можно было успеть за тысячу лет, — могло показаться, если забыть о том, что роботы не нуждаются ни в отдыхе, ни в сне. Они могли работать круглые сутки напролет в течение недель, месяцев, лет. Они никогда и ничем не болели. Им не нужны были ни отпуска, ни развлечения. Им не нужно было тратить время на еду и перекуры.

А создание роботов нового поколения и их модернизация — это же было намного проще, чем эволюция биологических форм жизни! Естественная биологическая эволюция — это смерть старых поколений и рождение новых, необходимость генетических мутаций в процессе длительного, медленного процесса адаптации. А роботам для появления новых видов нужно только разработать новые модели и механизмы и воплотить то, что существовало на чертежах.

За спиной Джилл послышались шаги, она обернулась.

Это был Аза с молоком и сандвичами.

Он аккуратно поставил поднос на стол и бесшумно отошел в сторону.

— Чем еще я могу помочь вам, мисс?

— Ничего не нужно, — улыбнулась Джилл, — Отдохни. Посиди со мной. Поболтаем?

— Я не нуждаюсь в отдыхе, — возразил робот. — И сидеть мне вовсе не обязательно.

— Но в этом же нет ничего противозаконного.

— Противозаконного — нет, мисс.

— Даже кардиналы сидят, — убеждала она робота. — Когда его преосвященство, Феодосий, навещает меня, он всегда садится на эту табуретку и разговаривает со мной.

— Если желаете, — сказал Аза и опустился на табуретку.

Джилл взяла с подноса сандвич и откусила кусочек. Сандвич был с необычайно вкусным ростбифом. Отхлебнув молока, она спросила:

— Аза, ты не мог бы рассказать мне о себе? Ты появился на Земле?

— Нет, мисс, не на Земле.

— Значит, здесь?

— Да, здесь. Я — робот третьего поколения.

— Понятно. И сколько же здесь может быть поколений?

— Трудно сказать. Это как считать, мисс. Кто говорит — пять, а кто — и все семь.

— Так много?

— Так много. Может, и больше.

— А ты бывал когда-нибудь в тех местах, которые находили Слушатели?

— Дважды, мисс. Я совершил два путешествия.

— А за пределами пространства и времени бывал?

— Один раз.

— А ты не мог бы мне рассказать, на что это похоже?

— Не могу, мисс. Невозможно рассказать. Просто — другое место. Совсем не так, как здесь.

Теннисону снился математический мир. На этот раз одно из уравнений показалось ему знакомым. Да нет, не одно, а больше…

Первое, как ему почудилось, было Экайером. График и внешне неуловимо напоминал Экайера, и уравнение, которое он изображал, несло в себе что-то экайеровское, но что именно — он понять не мог. Может быть, дело в цвете — в графике преобладали серый и розовый цвета, а именно они почему—то ассоциировались с Экайером.

«Нет, цвета тут ни при чем, — думал Теннисон во сне, — Скорее всего, дело именно в тех компонентах, в тех символах, которые слагают уравнения, в зримых очертаниях графиков».

Теннисон мучился, тяжело дышал, покрывался потом, напрягался изо всех сил, пытаясь решить уравнения, но это оказалось не под силу, ведь он не знал ни условий, ни значения знаков и символов.

Он неохотно, с трудом отошел от того уравнения, что показалось ему Экайером. «Нужно посмотреть с другого места, — решил он, — Отвести взгляд и посмотреть снова — вдруг тогда все станет ясно?»

Ему обязательно, во что бы то ни стало надо узнать, Экайер ли это.

Окружающее виделось Теннисону в дымке, очертания графиков расплывались, воздух — если это был воздух — колебался, дрожал.

«Если хоть что-нибудь тут стояло на месте, я бы смог все как следует разглядеть», — страдал Теннисон. Вся беда была в том, что вроде бы и не менялось ничего, но во всем ощущалась такая зыбкость, такая изменчивость — того и гляди, все растает.

Он исполнил свое намерение — отвел глаза в сторону и снова взглянул на то же самое место в надежде, что застанет график врасплох.

«Экайер» исчез! Пропали серый и розовый цвета. Теперь на этом месте возникли совершенно другой график и другая цепочка уравнений. Они горели ярко-лиловым и золотым цветами.

Глядя на этот график, Теннисон окаменел. Мурашки побежали по спине. В ужасе он закричал:

— Мэри! Мэри! Мэри!

Пытаясь стряхнуть оцепенение, мучительно напрягая последние силы, он попытался вырваться оттуда, где находился. Но бежать было некуда, и какая-то неведомая, невидимая сила держала его, не давая уйти.