Мария глянула на лужицу чистой жидкости, которая растеклась между ног дочери, и перевела облегченный вздох.

– Лусия, это не кровь! Это у тебя только что отошли воды. Значит, твой ребеночек уже готовится к тому, чтобы появиться на свет.

– Я иду на кухню. Надо приготовить целебный отвар, – обронила Ангелина. – Ребеночек родится на рассвете, с восходом солнца, – добавила она, уходя.

Несмотря на душераздирающие крики Лусии, гулким эхом разносившиеся по всем комнатам и способные напугать своей громкостью стаю волков, рыскающих высоко в горах, все же многолетние занятия танцами не прошли для нее даром: сильная мускулатура живота сейчас, во время родов, сослужила ей отличную службу. Ангелина дежурила при ней неотлучно, кажется, она инстинктивно догадывалась, что именно нужно сейчас Лусии. Она водила ее по комнате, потом усаживала на стол, растирала ей спину и все время бормотала слова утешения, говорила, что ребеночек здоровый и вот-вот появится на свет.

Когда Лусия объявила, что уже готова вытолкнуть дитя из себя, Мария с внучкой осторожно уложили ее в постель, и в пять часов утра, на рассвете, малышка появилась на свет.

– Больше ни за что на свете! – выдохнула Лусия с облегчением в голосе. – Это самое трудное bulerias из всех, что мне пришлось исполнять. Где мое дитя?

– Твоя дочка здесь, – ответила Ангелина, перегрызая пуповину точно так же, как когда-то это делала Микаэла, у которой она и подсмотрела, что и как надо делать. – Она у тебя крепенькая и здоровая.

– Как ты ее назовешь? – спросила Мария у дочери, разглядывая чудо, появившееся перед ней. Ведь это уже вторая ее внучка с тех самых пор, как она вернулась в Испанию.

– Айседора, в честь одной американской танцовщицы.

– Необычное имя, – коротко отозвалась Мария.

– Да, – так же коротко ответила Лусия, не вдаваясь в подробности и прижимая к себе новорожденную дочь. Но услужливая память тотчас же напомнила, как в день ее тридцатилетия Менике повел ее на выставку фотографий знаменитой танцовщицы по имени Айседора Дункан. Помнится, Лусия долго тогда сопротивлялась, не хотела идти, но когда в конце концов оказалась на выставке, то невольно увлеклась разглядыванием фотографий. Да и сама история жизни Айседоры Дункан тоже сильно впечатлила ее.

– Она была пионером в своем деле. Как и ты, она тоже раздвигала границы танца. В этом вы с ней схожи, pequena, – сказал ей тогда Менике.

– По-моему, она очень похожа на свою бабушку, – заметила Ангелина.

– И слава богу! – воскликнула Лусия. – Я просто счастлива, потому что не хотела, чтобы ребеночек был похож на меня. Привет, малышка! – Она глянула на крохотное личико дочери. – Да ты действительно у меня красавица. Не то что твоя мама. Я…

Малышка распахнула свои глазки и посмотрела на нее, а у Лусии в этот момент даже дыхание перехватило: она вдруг увидела перед собой до боли знакомые черты лица, только в миниатюре. Впрочем, она ни за что на свете никому не признается, на кого похожа ее дочь.

* * *

На смену осени пришла зима, их маленькое дружное семейство, которое собрали вокруг себя Мария и Лусия, коротало время, сидя у небольшого камина в гостиной. Мария использовала этот очаг еще и для приготовления пищи, потому что ей больше нравился вкус еды, приготовленной на живом огне, чем на той огромной чугунной печке, которая стояла у них на кухне. Айседора росла и крепла под неусыпным присмотром Марии и Ангелины, хотя Лусия после первой же попытки наотрез отказалась кормить дочь грудью.

– Зачем я буду напрягаться, если мы трое можем превосходно покормить ее и из бутылочки? Она мне чуть соски не оторвала, когда я ее в первый раз приложила к груди. С такой силой впилась в них. Жуткая была боль!

В глубине души Мария догадывалась, что отказ Лусии кормить дочь грудью связан скорее с тем, что ей просто нравится спать по ночам, чтобы ее никто не тревожил, а тут как раз подвернулась пара свободных рук, всегда готовых прийти ей на помощь. Грех не воспользоваться! Уже одно то, что малышка спала в детской вместе с Ангелиной, говорило о многом. Однако Мария предпочитала помалкивать и даже умилялась, наблюдая за тем, как старшая внучка ловко меняет малышке пеленки или кормит ее из бутылочки, а укладывая Айседору спать и качая колыбельку, распевает ей песенки. Что ж, вздыхала про себя Мария, некоторые женщины просто не созданы для материнства, и Лусия как раз из их числа.

Пока Ангелина хлопотала вокруг Айседоры, сама Мария использовала свою пару рук для того, чтобы выхаживать Рамона. Целебные снадобья, которые готовила для него Ангелина, очень помогали: с каждым днем у Рамона прибывали силы. Почти исчез противный затяжной кашель, напоминавший о том времени, что он провел в тюрьме с ее ужасающими условиями для выживания. Вскоре Рамон уже оправился настолько, что смог даже выходить на улицу и прогуливаться по апельсиновой роще, пеняя хозяевам усадьбы на запущенность сада.

– Хочешь, я поговорю с Алехандро, чтобы он нанял тебя присматривать за деревьями? – предложила ему однажды Мария, когда холодным вечером они оба грелись у огня.

– Ay, Мария, я согласен выполнять эту работу и бесплатно, потому что это то дело, которое я люблю и которое знаю, – отмахнулся от ее предложения Рамон. – Этот дом, ты сама, вы спасли меня от верной смерти. Чем я могу отблагодарить за все это? Лишь самой малостью – надлежащим уходом за деревьями, которые растут на этой земле.

А вскоре к ним зачастили посетители из Сакромонте. Всем нравилось попить кофейку с Марией, да еще в доме для самого настоящего payo, а заодно разжиться снадобьями у маленькой знахарки или попросить ее заглянуть в их будущее. Мария радовалась всем сердцем, узнавая от бывших соседей, что после долгих странствий по всему миру многие снова потянулись в родную деревню и Сакромонте мало-помалу тоже стал оживать. Продукты были по-прежнему очень дороги, а что-нибудь вкусненькое и вовсе можно было раздобыть только на черном рынке. Но изредка Ангелина получала за свои услуги то плитку шоколада, то бутылку бренди, впрочем, весьма неопределенного происхождения, которую они сберегали для Рамона.

На Рождество Мария совершила паломничество в Аббатство Сакромонте, на коленях возблагодарила бога за благополучные роды у Лусии, за обретение сразу двух внучек и за то, что в ее родную деревню, пусть и медленно, но возвращается жизнь. Чудесная новая жизнь началась и у нее самой. Правда, внутренний голос подсказывал ей, что это не больше чем временная передышка, на что косвенно указывало и другое. Раздражающие ее звуки чечетки, которую она не слышала уже многие месяцы, снова зазвучали в доме. В последнее время Лусия непрерывно отбивала чечетку, тренируя свои ножки на изразцовом полу террасы.

– Мама, я готова снова вернуться на сцену, – объявила Лусия однажды утром. – Пепе прислал мне телеграмму, пишет, что нашей труппе предложили контракт на следующий сезон в театре «46-я улица». И в случае моего возвращения они обещают утроить сумму гонорара. По-моему, замечательный повод для того, чтобы вернуться, мама.