коллективов в увеличении своего производства и улучшению качества продукции; в) осуществить практический комплекс мер «по совершенствованию планирования, нацеленного на пропорциональное развитие всех отраслей народного хозяйства», а также качественный рост технического уровня производства.

Между тем один из наиболее авторитетных специалистов по истории советской экономики профессор Г. И. Ханин в своем известном трехтомнике пишет о том, что «внимательное ознакомление с содержанием принятых на этом Пленуме решений относительно изменения порядка планирования и экономического стимулирования промышленного производства показывает, что привычный термин «реформа» для них был слишком сильным. Никаких существенных изменений в экономическую систему эти решения не внесли, и в сущности они очень напоминали проведенные в конце 1950-х годов в некоторых восточноевропейских странах меры по децентрализации экономики, которые быстро показали там свою неэффективность и вредность»[1117].

Тем не менее, по мнению большинства авторов, которые до сих пор стоят на давно устоявшей терминологической основе, на начальном этапе преобразований ставились три важнейшие задачи:

— Ключевой задачей стал переход от традиционных административных методов хозяйствования к экономической модели управления через усиление роли т. н. «стоимостных инструментов экономической политики», в частности цены, прибыли, кредитов, процентов, премий и т.д. В этой связи под новую реформу подводилась целая теоретическая база, смысл которой состоял в признании товарной природы социализма и ключевых интегральных показателей экономической эффективности всех предприятий — прибыли и рентабельности.

— Другой важной задачей новой реформы стало усиление оперативно-хозяйственной самостоятельности промпредприятий, что предусматривало резкое сокращение централизованно спускаемых плановых показателей. Само адресное директивное планирование не устранялось, но резко сокращалось с 30 до 9 показателей, среди которых сохранялись только показатели выпуска важнейших видов продукции и объема реализации этой продукции в оптовых ценах, фонда заработной платы, нормы прибыли, платежей в госбюджет и ассигнований из бюджета, рентабельности основных и оборотных средств, в том числе по объему централизованных капиталовложений и ввода в действие новых производственных мощностей, снабжению, то есть объему поставок, распределяемых структурами Госснаба СССР; производительности труда и себестоимости продукции. При этом выполнение Госплана теперь выражалось не в валовых показателях, а в объеме реализованной продукции. В результате этого промышленные предприятия впервые получили небывалую «свободу рук», поскольку отныне они могли самостоятельно, без утверждения в своих министерствах, планировать темпы роста производительности труда и меры по снижению себестоимости продукции, устанавливать величину средней заработной платы своих сотрудников и т.д.

— Наконец, третья задача заключалась в переводе самих промышленных предприятий на полный хозрасчет, что предполагало существенное усиление экономических стимулов в их управлении. С этой целью для всех предприятий устанавливались долговременные экономические нормативы и налоговые платежи, определяющие их взаимоотношения с государственными органами, прежде всего с их министерствами и ведомствами: плата за фонды, рентные платежи, нормативы фондов развития и экономического стимулирования и т.д. Отныне часть прибыли предприятий должна была оставаться в полном их распоряжении, за счет чего они получали возможность формировать целый ряд собственных фондов, в частности развития производства, материального поощрения, социально-культурного назначения, жилищного строительства и ряд других.

Через неделю все эти позиции были тщательно расписаны в «Положении о социалистическом государственном производственном предприятии», которое было утверждено Постановлением Совета Министров СССР № 731 от 4 октября 1965 года. В данном нормативном акте, состоящем из 6 разделов и 111 статей, очень подробно прописывались не только общие, имущественно-правовые и производственно-хозяйственные положения и порядок управления предприятиями, но и все их права в области планирования, капитального строительства и капитального ремонта, совершенствования техники и технологии производства, финансов, материально-технического снабжения и сбыта и вопросах труда и заработной платы[1118].

Принципиальным новшеством этого «Положения» стало создание трех новых фондов экономического стимулирования для усиления материальной заинтересованности сотрудников в выполнении всех установленных плановых заданий: материального поощрения, развития производства и социально-культурного и жилищного строительства, которые отныне формировались в процентах от фонда заработной платы за счет увеличения реализованной продукции и превышения уровня рентабельности по сравнению с плановым заданием. Тем самым роль прибыли, которая ранее имела исключительно учетную функцию, резко возросла, и предприятиям была предоставлена оперативно-хозяйственная самостоятельность на принципах хозрасчета, то есть окупаемости, рентабельности, материальной заинтересованности и ответственности за достигнутые результаты, но в условиях довольно жесткого денежного контроля со стороны государственных органов за использованием материальных, финансовых и трудовых ресурсов.

Поскольку эти новшества повышали роль «рыночных» категорий, таких как прибыль, рентабельность и кредит, и, напротив, сокращали число директивных обобщающих (именно обобщающих) показателей, многим экономистам, в том числе и за рубежом, показалось, что советская экономика сделала существенный шаг на пути «либерманизации». Однако, как считает тот же Г. И. Ханин, анализ «данных мероприятий, а тем более анализ практики их осуществления, показал, что многие из них «носили чисто внешний, поверхностный, во многом показной характер, ничего общего с рыночной экономикой не имевший». Как и в прежние времена, сохранялись все «основы командной экономики: директивное установление величины всех показателей, оптовых и розничных цен, уровней оплаты труда, процентов за кредит и т.д. Такие поверхностные изменения трудно назвать «реформой», тем более что даже на фоне «малоуспешных реформ» в ряде соцстран «советские выглядели особенно куцыми»[1119]. Сам профессор Г. И. Ханин высказал по этому поводу «свою гипотезу», которая состояла в следующем:

— Во-первых, «те, кто готовил проект реформы, и не собирались производить серьезных изменений в хозяйственном механизме, им было указано учесть научную критику, и они ее учли самым простым и неопасным для системы способом, введя некоторые предлагавшиеся учеными показатели, лишив их реального позитивного содержания. Вероятно, кое-кто из авторов рассчитывал таким образом скомпрометировать новые идеи», что у них и получилось.

— Во-вторых, у руководства страны «не хватило ни квалификации, ни ума, чтобы все эти намерения обнаружить и предотвратить», а «снижение интеллектуального уровня государственного руководства к этому времени стало уже очевидным». Хотя справедливости ради следует отметить, что настороженное отношение к косыгинской реформе все же высказывали ряд членов Президиума ЦК, в частности Л. И. Брежнев и Н. В. Подгорный. Однако сам уровень их критики реформы носил какой-то поверхностный характер, на уровне дворовой лексики «на кой черт нам эта реформа».

Надо сказать, что в литературе, посвященной косыгинской реформе, за очень редким исключением[1120], практически нет никакой информации о том, кто же конкретно руководил ее реализацией на высшем уровне. Но шесть лет назад этот досадный пробел был ликвидирован в кандидатской диссертации Н. М. Бабкиной, где на основе архивных документов, в том числе протоколов заседаний МВК, автор показала реальный механизм реализации косыгинской реформы[1121].

Как уже было сказано выше, 24 ноября 1965 года Президиум Совета Министров создал Междуведомственную комиссию при Госплане СССР, в состав которой