«русской части РСФСР»[1795]. В январе 1927 г. этот вопрос был вновь поднят на на Первом Всероссийском совещании по работе среди национальных меньшинств[1796]. Во всех этих случаях образование русской республики призналось нецелесообразным из-за убеждений, что от этого «мелким национальностям лучше не будет»[1797]. Об интересах русского народа речь не заходила.

Обсуждения вскрывали действительную причину опасности, грозящей Центру и «националам» в случае появления Русской республики: русское руководство республики могло спутать все карты анациональных интернационалистов, закрепившихся у власти в столице, и формирующихся национальных элит в союзных республиках, поскольку интересы русской власти, как говорится, не всегда могли совпадать с их интересами. Именно по этой причине создание русской республики и зародышей любой русской власти постоянно блокировалось партократическим режимом. Именно поэтому не только Ленин и Каменев в 1922 году, Сталин и Троцкий в 1923 и 1925 годах, Сталин, Берия и Маленков в 1949 году в печально знаменитом «ленинградском деле» и совсем недавно – Горбачев «железно» (если использовать свидетельство его помощника А. С. Черняева) стояли против создания компартии РСФСР, против полного статуса России в качестве союзной республики. М. С. Горбачев на Политбюро так прямо и сказал: «Тогда конец империи»[1798].

Опасение это справедливо лишь в одном отношении. Благодаря гигантскому «весу» РСФСР полноправие России в ранге союзной республики автоматически обеспечивало бы ее лидеру первое место среди руководителей национальных образований, означая фактический конец бесконтрольной власти главы Союза ССР. Конец империи, которым стращал, но которого больше всего страшился тогдашний президент, означал всего лишь его конец как «императора». Всесильный «русский патриот-интернационалист»[1799] опасался того же[1800].

К сожалению, глава нынешней России находится в положении, напоминающем сталинское и горбачевское. Он не видит возможности стать «русским президентом» без риска утратить право называться «президентом россиян». Оставаясь же в этом последнем качестве, он не заинтересован иметь рядом с собой и помимо себя официального выразителя интересов русской нации. Эта дилемма объясняет, почему нынешняя верховная власть России сохранила важнейшее отрицательное свойство бывшей власти и стесняется своей «русскости». В этом же кроется действительная причина той легкости, с которой в стране с преобладающим русским населением живет совершенно немыслимая при нормальном положении вещей русофобия.

Порой она рождает ситуации прямо-таки трагифарсовые. К примеру, Эмиль Паин, будучи заместителем начальника Аналитического управления Президента РФ, принципиально не соглашался с утверждением о разделенности русской нации после распада СССР. «Это самая компактная нация в мире, – говорил он. – В государственной внешней политике идея разобщенности народа всегда используется для воссоединения земель. У России такой политики нет»[1801]. Кажется, что логика в этом утверждении присутствует, однако она вынуждает отрицать очевидное. Другой пример. 13 ноября 1991 года на встрече с журналистами в Белом доме тогдашний вице-президент РСФСР заявил: «Я напрочь не согласен с выступлением Г. Х. Попова на съезде “Демократической России” в том духе, что следует “распустить РСФСР” потому, что я русский в отличие от него. Я хочу видеть великую Россию свободных народов»[1802]. Заявление сразу же привлекло внимание прессы. Но осуждено было не предложение пожертвовать своей собственной страной, а русская национальная точка зрения вице-президента: «На посту, который позволяет в случае чего заменить заболевшего, скажем, Ельцина, находится…» Страшно подумать кто! «Впервые администратор столь высокого ранга позволил себе такой примечательный аргумент!». «Вице-президент… высказался как органический шовинист», – заявил Л. М. Баткин, потребовав публичного извинения от вице-президента[1803]. Таким образом, была проявлена готовность поступиться самим государством – Российской Федерацией, но не принципами и наследием «подлинного интернационализма». В адрес СССР Г. Х. Попов высказался еще определеннее: «То, что называлось Советским Союзом, – говорил он в декабре 1991 года, – всегда было формой господствующего положения русского народа в структуре той страны, в которой он живет. Это форма режима, и она должна быть разрушена»[1804]. Трудно не согласиться с резким сравнением-оценкой подобного рода суждений, прозвучавшим из уст депутата Государственной думы С. Н. Бабурина на парламентских слушаниях «О предупреждении проявлений фашистской опасности в Российской Федерации» 14 февраля 1995 года: «Цели, которые ставил себе гитлеровский режим 50 лет тому назад, для многих политиков святы»[1805].

Русофобия постсоветских лет

Формы проявления этого феномена различны. Многие из них восходят к 20-м годам и более раннему времени. Классический образ отечественного интеллигента-русофоба создан еще А. С. Пушкиным: «Ты просвещением свой разум осветил, / Ты правды чистый лик увидел, / И нежно чуждые народы возлюбил, / И мудро свой возненавидел»[1806]. Фантастические черты приобретает интеллигентская абсолютизация известного положения о том, что «обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части русского настроения»[1807]. Развитие этого наблюдения породило, например, такое обобщение Г. Померанца: «Каждый человек, попадающий на русскую сцену, начинает играть русскую роль, кто бы он ни был: Фальконе, Фонвизин, Левитан, Бенкендорф, Френкель или Троцкий. Тот, кто ассимилирован русской культурой, становится вероятной жертвой, а тот, кто ассимилирован российской политикой – вероятным палачом»[1808]. Любопытная «теория», предоставляющая алиби любому «обрусевшему инородцу» за всевозможные политические проделки. И до чего удобно: объявляй себя «обрусевшим», и всю вину можно списывать на русский народ.

Немалые усилия тратятся на разного рода «доказательства» того, что русской нации как таковой не существует. Либо она еще не сформировалась по какой-то причине («У нас не было Ренессанса. И именно поэтому мы до сих пор не можем сложиться в нацию»[1809]). Либо она уже перестала быть нацией (русские «как реальная общность, обладающая единым специфическим национально-этническим самосознанием, уже не существуют», потому что в своем политико-психологическом прапрошлом, еще со времен легендарного племени «рось», общность эта шла «не путем выделения себя, а путем, прежде всего, определения других»[1810]. Некоторые «исследователи» вопрос этот решают еще кардинальнее. Они силятся доказать, что и сами предки нынешних русских – славяне появились на свет божий не столько сами по себе, сколько «стараниями неуклюжих псевдопатриотов». Книга М. Аджиева «Полынь половецкого поля» (1994), по мнению одного восторженного рецензента, якобы показывает, как “из вепсов, черемисов, кипчаков и других коренных народов России придворные ученые и политики сделали “славян”, целые пласты чужой культуры переданы славянам»[1811]. Однако не следует забывать, что тот, кто отрицает русскую нацию, каким-либо иным способом выводя русских за пределы общих исторических закономерностей, тот отказывает им в праве на национальное самоопределение и строительство собственного национального государства.

Обновляются теории, «объясняющие» все прошлые и нынешние беды России ее извечной «отсталостью», «догоняющим» типом ее цивилизации. В одной из таких теорий российское общество изображается обществом промежуточного типа, «застрявшим» между двумя основными цивилизациями – традиционной и либеральной. Причина? – В