кротостью, смирением. Но на это она не была способна. Она требовала своих прав, упрекала, и Казимир после каждого посещения охладевал к ней и уходил все более и более раздраженным.

Кохан видел, что они не могут быть счастливыми, и его смущало то, что все, единогласно, начиная с аббата, считали этот брак недействительным. Рокичане никакое сомнение не приходило в голову: она была уверена, что обряд венчания, совершенный епископом – ибо никто не открыл ей истины – имеет законную силу.

Казимир с каждым днем охладевал к ней и становился равнодушнее; этому способствовала их семейная жизнь, которую лишь редкие проблески счастья делали сносной. Окружающие составляли планы относительно будущего и открыто поговаривали о том, как бы выжить гордую чешку, отвязаться от этой мещанки, а вместо нее найти для Казимира подругу жизни более молодую, с лучшим характером и более знатного происхождения. Рокичана, однако, не падала духом под ударами судьбы; но вместо того, чтобы вызвать в себе сочувствие, она надоедала всем жалобами, надменным обращением, все возраставшими требованиями. Ее начали избегать.

Не найдя радости в семейной жизни, король искал утешения в государственных делах. После введения новых законов, учреждения верховного суда в Вавеле и приведения в порядок соляных копей он всецело отдался делу украшения городов и занялся постройкой зданий и замков.

До того времени почти все они были деревянные, окруженные земляными валами, частоколом и рвами; понятно, что такие укрепления не могли выдержать даже самого слабого нападения.

Во всех частях огромного государства, которым управлял Казимир, нужно было построить для защиты и для безопасности каменные стены, так как они одни могли противостоять новым осадным способам, таким как подбрасывание огня, пробивание стен тараном.

Вокруг Вислицы и Плоцка были уже воздвигнуты стены, но надо было еще построить замки в завоеванной Руси и возвести укрепления везде, куда неприятель мог только пробраться; а куда же он не мог беспрепятственно проникнуть в этих широких низменностях, защищаемых лишь маленькими речками, покрывающимися зимой льдом?

Казимир задался целью укрепить города и замки; ему стыдно было за эти старые лачуги, загородки из хвороста и глины, за сараи из сосновых бревен, так часто становившиеся добычей огня.

Каждая его поездка по стране вызывала новые распоряжения: в одном месте должен был быть воздвигнут замок, в другом – город и могучие стены. Его теперь также захватила мысль оставить после себя каменные, долговечные постройки в городах, как прежде вислицкие законы.

Одним из его любимых приближенных наравне с ксендзом Сухвильком сделался Вацлав из Тенчина, которому все завидовали.

Это был человек знатного происхождения, но с пустым карманом. Он был из семьи Топорчиков, одной из древнейших рыцарских фамилий в Польше, и по своему образованию не мог избрать другого занятия, кроме военного.

Семья Топорчиков была довольно многочислена, и некоторые из них, материально не обеспеченные, ждали лучших времен, надеясь на наследство, брак или королевские подарки.

В молодости Вацлав обучался военным наукам, затем его уговаривали сделаться духовным, предсказывая ему почетное положение, но он предпочел школы, книги и отправился в Италию, в которой тогда можно было многому научиться.

Вацлав из Тенчина, присматриваясь к великолепным остаткам римских древностей, к новым постройкам и городам, возвышающимся на вершинах гор, пристрастился к архитектуре.

Землевладелец, рыцарь добровольно сделался архитектором. Ничто не могло отвлечь его от изучения искусства, с каким тамошние жители строили из огромных глыб стены и выводили своды; в Польше ничего подобного не было, а между тем, могло быть.

Опьяненный этой мыслью, молодой Вацлав, возвратившись на родину и получив доступ ко двору, так увлекательно изобразил Казимиру картину виденных им чудес, что у короля явилась мысль украсить подобными постройками свою родную страну, и он назначил Вацлава своим главным помощником.

Он взялся ему доставить людей, денег и материал. Великая мысль об укреплении страны наподобие тех, которые ее уже опередили, овладела ими обоими.

С завистью смотрели на этого нового любимца, к которому король с каждым днем все более и более привязывался. Родственники и приятели косо смотрели на этого рыцаря, который осмелился стать простым каменщиком, а король называл его своим другом, помощником, сажал вместе с собой за стол, проводил продолжительное время в беседах с ним и относился к нему с такой же любовью, как тот к своему искусству.

В те часы, когда они касались всего, в чем нуждалась тогдашняя Польша, и что они надеялись сообща доставить ей, Казимир забывал обо всем: о былом горе и новых разочарованиях. Он утешал себя надеждой оставить после себя страну с незыблемыми законами, благоустроенной, разбогатевшей и более могущественной, чем раньше, в городах которой живут крестьяне, иностранцы, поселенцы, множество переселенцев; все они счастливы, пользуются безопасностью, находятся под защитой законов и впоследствии становятся верными сынами той земли, на которой они работали.

Такие мысли доставляли ему величайшее наслаждение, и он часто шептал про себя:

– Я не оставлю после себя наследника, но потомством моим будут города, суды, народ, возрожденный миром, и эти вековечные постройки.

Часто после таких разговоров с Вацлавом король, вспомнив о каком-нибудь городе, тотчас же отправлялся туда, чтобы осмотреть и обсудить, как его укрепить. Тогда уж никакие препятствия не могли его удержать. Забывая о всех заботах, отказываясь от всяких развлечений, он с небольшой свитой, в сопровождении неизменного Вацлава ездил осматривать местность, искать средства для скорейшего выполнения задуманного плана; чаще всего он выделял для этих грандиозных построек крупные суммы из денег, собранных в копях Велички, и работа быстро двигалась вперед под наблюдением умелого любимца.

Строил король, и его примеру следовали другие: Бодзанта продолжал снабжать брата деньгами на постройку баснословного дворца, узреть который ему никогда не пришлось; строили и купцы в городах, и сельские обыватели в деревнях…

Подобно тому, как весеннее солнце заставляет произрастать из земли засеянные зерна, так и покровительство Казимира создавало великих в то время людей: ксендза Сухвилька, Вацлава из Тенчина. Все они были его питомцы.

В характере Казимира было браться за дело с рвением, не позволяющим погибнуть однажды зарожденной мысли. Взявшись за какое-нибудь дело, он непременно доводил его до конца, не обращая внимания на все препятствия, как в браке с Рокичаной. Но там, где дело шло о личном счастье, у него скоро наступало пресыщение и разочарование; если же дело шло о благе страны, его ничто не могло остановить. Так он, не обращая внимания на неудовольствие и ропот дворян и духовенства, обнародовал вислицкие статуты и положил таким образом краеугольный камень будущего законодательства Польши.

Кохан с завистью смотрел