Однако наибольшее распространение получила версия, согласно которой СССР, заключив пакт о ненападении с Германией 23 августа, поощрил Гитлера начать войну. Это мнение разделяют и авторы книги. Оба сложившихся к 1939 г. в Европе и противостоявших друг другу военно-политических блока — англо-французский и германо-итальянский — были заинтересованы в соглашении с СССР. В результате СССР получил возможность выбирать, с кем и на каких условиях ему договариваться, и впервые вошел в число держав — вершителей мировой политики. К сожалению, переговоры с англо-французской делегацией о создании единого фронта против Гитлера ни к чему не привели. В этой обстановке Сталин польстился на сиюминутные выходы и пошел на заключение пакта с Германией[170].

Вступив де-факто во Вторую мировую войну в качестве самостоятельной военно-политической силы, СССР никому войну официально не объявлял. В свою очередь, и Англия, и Франция не выступили против СССР, оставив без последствий его вторжение в Польшу[171]и аннексию Бессарабии и Прибалтики. Советский Союз прилагал большие усилия, чтобы как можно дольше оставаться вне разгоравшейся борьбы. Это, конечно, объяснялось не только его миролюбием — у него были, естественно, собственные интересы. Начало войны в Европе позволило СССР приступить к ревизии своих западных границ. Москва получила возможность вернуть контроль над территориями, большая часть которых ранее входила в состав Российской империи. Их присоединение существенно улучшило его стратегическое положение. Фактически это было не военным приобретением, а платой (о высоких моральных принципах тогда в Советском Союзе особенно не задумывались) за нейтралитет по отношению к Германии. Отношения с ней в этот момент не были союзом, который заключается во имя достижения общей цели. Цели у Сталина и Гитлера были разными, просто на каком-то этапе их интересы временно совпали. Советский Союз стал бы союзником Германии, если бы заключил с ней соответствующий договор или вел вместе с ней военные действия по единому плану или под единым командованием. Но этого не произошло, да и не могло произойти. И отношения СССР с западными союзниками серьезно ухудшились лишь в связи с войной против нейтральной Финляндии.

Часто утверждают, что, заключив пакт Молотова- Риббентропа, Советский Союз отсрочил схватку с Германией на два года и отодвинул границу от важных промышленных и административных центров страны. В качестве примера напоминают, что граница на важнейшем западном направлении была перенесена от Минска на 300 км. Но это расстояние немцы преодолели за неделю боевых действий, попутно окружив основные силы Западного фронта. При этом Белостокский выступ стал громадной ловушкой для войск дислоцированной там 10-й армии. А начатая постройкой «линия Молотова» на новой границе так и не успела превратиться в серьезный оборонительный рубеж, зато практически обесценила «линию Сталина», отняв у нее огромные материальные ресурсы, а главное — гарнизоны. В связи с этим надо признать, что пакт 1939 г. дал гораздо больший стратегический выигрыш Берлину, чем Москве. Быстрая победа Гитлера на западе привела к коренному изменению соотношения сил в Европе, и СССР неожиданно для себя остался на континенте один на один с неимоверно усилившейся Германией.

Немцы, разработавшие теорию молниеносной войны, успешно опробовали ее в Польше и во Франции. Основную ставку они сделали на внезапность нападения с нанесением мощного первого удара, используя максимальное количество сил и средств в самом начале боевых действий. Внезапный удар силами заранее развернутой и подготовленной армии вторжения, основу которой составляли танковые и моторизованные соединения, поддержанные крупными силами авиации, позволил им сразу захватить стратегическую инициативу, сорвать планомерную мобилизацию и мероприятия по стратегическому развертыванию советских войск, во многом дезорганизовать работу политического и военного руководства СССР.

СССР, его армия и флот готовились к отражению агрессии со стороны Германии и ее союзников. Но развитие вооруженных сил страны носило в основном экстенсивный характер: в первую очередь шел количественный их рост зачастую в ущерб качеству подготовки. Да и сам этот рост происходил совсем не сбалансировано. В тексте на этот счет сказано достаточно. Быстрый и полный разгром англо-французских войск на фоне неудачных действий Красной Армии в войне с Финляндией заставил руководство СССР более трезво подойти к оценке ее реальной боеспособности.

Однако Сталин продолжал слепо верить, что Гитлер не решится на войну на два фронта, хотя к этому времени на суше в Европе Германия военных действий не вела, а армию продолжала держать полностью мобилизованной и развернутой. Свои расчеты он строил в отрыве от военно-стратегических соображений, надеясь политическими, в том числе и дипломатическими, средствами если и не предотвратить войну, то хотя бы оттянуть ее начало. В этом отношении Сталин придерживался известной формулы Клаузевица о преобладании политики над военным делом. Уверовав в собственную непогрешимость, он не особенно прислушивался к мнению других, в том числе военных руководителей, низведя их роль до уровня простых исполнителей.

В связи с нарастающей угрозой войны в апреле-июне 1941 г. были приняты дополнительные срочные меры по усилению группировки войск первого стратегического эшелона, улучшению оргструктуры войск и оснащенности их новыми видами вооружения и боевой техники. Однако одновременные масштабные реорганизация и перевооружение неизбежно привели к снижению боеспособности многих частей и соединений. За считаные месяцы до начала войны в СССР приступили к одновременному формированию необоснованно большого числа мехкорпусов, и в результате для его завершения не хватило ни времени, ни людей, ни материальных возможностей.

В этих условиях нет никаких оснований говорить о подготовке СССР к нападению на Германию в 1941 г., как это делают некоторые историки и публицисты. Они считают, что Сталин, отвергнув майские предложения Генштаба о нанесении по вермахту упреждающего удара, упустил свой шанс перехватить инициативу и добиться победы над Германией. А ведь реальный уровень мобилизационной и боевой готовности Красной Армии, особенно в сравнении с готовностью давно отмобилизованного и развернутого вермахта, не позволял тогда надеяться на успех этой авантюры. Даже в случае немедленного объявления в СССР мобилизации немцы упреждали советские войска в развертывании и сосредоточении не менее чем на месяц. Наверстать упущенное время было уже невозможно. Подобная альтернатива, учитывая низкую оперативную подготовку наших командующих и их штабов, их неповоротливость, слабую (по сравнению с вермахтом) подготовку наших войск к ведению маневренных действий могли только усугубить масштабы и последствия катастрофы.