кому бы я могла довериться. А это мне необходимо, так как я еще молода и неопытна в делах правления. Не иметь там друзей и советников – значит жить в постоянном страхе за себя. Вот почему я ничего большего не хотела бы, как остаться под сенью вашей власти и быть вашей преданной рабой. Но если я должна непременно вернуться на родину, если таково ваше высочайшее повеление, то я прошу вас оказать мне еще одну милость и назначить хотя бы временно в помощь мне трех или четырех талантливых девушек в качестве моих советниц. Когда мои родственники будут знать, что мне помогают посланцы Поднебесной страны, они, конечно, не посмеют замышлять что-нибудь против меня. Даю вам слово, что как только я почувствую, что я способна одна справляться с делами управления, я сразу же отпущу их. Если вы соизволите удовлетворить мою просьбу, то я навеки буду благодарна вам и никогда не забуду вашей милости.

– Сделать это совсем нетрудно, было бы кого послать с вами, – ответила ей на это государыня. – Беда в том, что девиц, по-настоящему талантливых и разбирающихся в делах правления, у меня всего лишь три-четыре, и они мне нужны самой, без них я не могу обойтись. Послать же с вами так каких-нибудь малоопытных или вовсе бездарных – это значит испортить вам дело, да и нас засмеют – скажут, что в Поднебесной империи не нашлось никого получше. Просто не знаю, как и быть.

– Если позволите, у меня на примете есть три девицы, – сказала тогда Жо-хуа, – но я не решаюсь просить о них.

– А ну, скажите, кто?

– Это девицы, выдержавшие экзамены во дворце, – ответила Жо-хуа. – Одна из них – Чжи Лань-инь, уроженка страны Людей с раздвоенными языками, другую зовут Ли Хун-вэй, третья – Лу Цзы-сюань, последние две из страны Чернозубых. Все эти девушки попали в беду у себя на родине, а мой приемный отец Линь Чжи-ян спас их и привез с собой сюда. Каждая из них обладает незаурядными познаниями, отличается вдумчивостью в подходе к делам, и они могли бы быть мне отличными помощницами. Если вы разрешите им отправиться вместе со мной, я останусь вам вечно благодарна и буду молить небо о вашем процветании.

– Хорошо, пусть они едут с вами, тем более что все они из заморских стран: если они уживутся у вас и им там понравится, пусть остаются, а нет – пусть возвращаются к себе на родину, благо от вас им будет недалеко до дому.

Государыня тут же вызвала Чжи Лань-инь, Ли Хун-вэй и Лу Цзы-сюань. Наказав девушкам во всем помогать Жо-хуа, она пожаловала им чины советников и наставников, подарила соответствующее облачение и яшмовые пояса и велела им в ближайшие десять дней отправиться вместе с Жо-хуа в царство Женщин. Затем государыня приказала придворным евнухам раздать собравшимся подарки и удалилась.

Покинув дворец, девушки решили посетить всех остальных экзаменаторов и потому отказались от приглашения Бянь Бао-юнь, старшей дочери Бянь Биня, поехать к ней.

* * *

Когда Гуй-чэнь вернулась с подругами домой, она заметила, что Вань-жу плачет.

– Что с тобой? – спросила Гуй-чэнь, подойдя к девушке. Остальные тоже подошли к ней.

– С тех пор как мы познакомились, – сквозь слезы стала говорить Вань-жу, – мы никогда не разлучались с Жо-хуа, Лань-инь, Хун-хун и Тин-тин. Так нет, непременно нужно было этому правителю царства Женщин, чтобы Жо-хуа вернулась к нему, а государыня еще и остальных троих решила послать туда же вместе с ней. Лучше бы они меня сразу зарезали, чем устраивать такое.

Слушая подругу, Жо-хуа, Лань-инь и Хун-хун тоже заплакали. Одна лишь Тин-тин казалась совсем спокойной и даже улыбалась. Заметив ее улыбку, Вань-жу набросилась на нее:

– Как тебе не стыдно, неужели у тебя такая черствая душа! Ну, не плачешь – и ладно, зачем же ты смеешься? Неужели за эти несколько лет ты не успела привязаться к нам? Наверное, ты просто не находишь себе места от радости, что тебя назначили советником? Воображаю, что было бы с тобой, если бы тебя назначили кем-нибудь повыше. Ох, я бы тебя…

– Нет, совсем не в этом дело, – серьезно и спокойно ответила Тин-тин. – Ну, что ж такого, что меня назначили советником, разве в этом цель моей жизни? Да, я действительно рада, но по другой причине. Посуди сама: жили бы мы здесь или у себя на родине – безразлично, мы бы весь свой век хлопотали бы и возились с какими-нибудь пустыми и никчемными делами и без толку потратили бы на это все свои силы и молодые годы. Приказ же государыни сопровождать Жо-хуа предоставляет нам возможность когда-нибудь, когда Жо-хуа станет правителем страны, помочь ей быть достойным государем и самим принять участие в важных государственных делах. Мы сможем, например, принять участие в выработке образцовых уложений об обрядах и об этикете; наш долг будет заботиться об уничтожении зла и процветании добра; вместе с правителем мы будем заботиться о мирной жизни всего народа, будем пресекать злодеяния. Наше участие потребуется и в таких делах, как отстранение от власти коварных царедворцев и выдвижение мудрых и достойных сановников; мы будем добиваться правосудия и уважения к законам; нам придется составлять и изучать деловые бумаги и делать много других важных и полезных дел. И всем этим мы не только поможем Жо-хуа в правлении страной, но и оставим потомству на страницах истории свое доброе имя первых «женщин-сановниц». Вот этого ты не поняла, думая только о счастливом сегодняшнем дне, когда мы все вместе, – продолжала Тин-тин, обращаясь к Вань-жу. – Но пойми, вот мы проведем вместе еще десять-двадцать лет, а что потом? Только так и будет идти время, а какая от этого польза для нашей подруги Жо-хуа? И ты не права, когда говоришь, что я черства, что во мне нет никакого чувства. Разве я могу забыть нашу дружбу, разве я не буду помнить, как хорошо нам было вместе, разве я позабуду добрую Гуй-чэнь и все то хорошее, что она для меня сделала? Мне, конечно, очень тяжело будет расставаться со всеми вами, но, как говорится, «не бывало еще такого пира, который бы не кончался». Может, это глупо с моей стороны, но я предлагаю провести оставшиеся дни как можно веселее, поскольку нам уж недолго быть вместе. Давайте не думать о том, что нас ожидает, забудем пока слово «разлука», пусть каждый из нас хозяйничает по очереди и все веселятся вволю. Когда же наступит время прощаться, мы