— Никлас называл вас по-разному, но только не дураком. Вы не хуже моего знаете, что рано или поздно убийц разоблачают. Уильям Бертон будет арестован, осужден и повешен, а его бизнес уничтожен. Я отправила экземпляры «Клариона» редакторам всех лондонских газет, больших и малых. Завтра эту историю будет знать весь город. Кроме того, экземпляры посланы и другим главным держателям акций Бертона. Думаю, им не понравится мысль о том, что они вкладывают деньги в компанию, принадлежащую убийце. Завтра утром они начнут избавляться от своих акций.

— Возможно, — ответил герцог. — Но чего вы хотите от меня?

— Принадлежащие Нику акции «Чая Бертона».

— А если я откажусь?

— Тогда я сделаю все, что в моих силах, чтобы уничтожить «Чай Бертона». Мне принадлежат двадцать два процента компании — без акций Ника, — и я обещаю вам, что завтра пущу их в продажу раньше, чем вы успеете моргнуть глазом. К полудню рынок будет наводнен акциями «Чая Бертона». Они станут стоить дешевле бумаги, на которой напечатаны. Компания будет уничтожена. А «Альбион-банк» потеряет триста тысяч фунтов, которые в нее вложил.

Герцог вынул из стоявшей на столе серебряной шкатулки сигарету, размял ее и зажег. Потом глубоко затянулся, выдохнул облако дыма и спокойно сказал:

— Не думаю. Полиция допросит Уильяма. Конечно, он все станет отрицать, и через несколько дней дело лопнет как мыльный пузырь. Не будет никаких разгневанных инвесторов и ударившихся в панику продавцов.

— Панику создам я. В ту же секунду, как только откроется биржа.

— С какой стати? То, что вы владеете двадцатью двумя процентами, плюс ваше яростное стремление получить акции моего покойного сына говорит только об одном: вы хотите приобрести «Чай Бертона». Как вы это сделаете, если избавитесь от своего пакета?

— Не сделаю. Но обанкрочу компанию. По крайней мере, получу моральное удовлетворение.

Элджин задумался:

— Очень возможно, но гарантии нет. Кто-то может скупить львиную долю ваших акций, стабилизировать курс и спасти компанию. Я видел, как такое случалось.

Фиона судорожно проглотила слюну. Чувствуя, что теряет инициативу, она выложила на стол свой последний козырь.

— Вот банковская тратта на триста тысяч фунтов, — сказала она, достав из портфеля листок бумаги и положив его на стол. — Вся сумма ссуды, которую «Альбион-банк» выдал «Чаю Бертона». Как только вы передадите мне акции Ника, этот чек станет вашим.

Элджин поднял бровь:

— Вы хотите вернуть банку ссуду?

— Полностью. Я буду в «Альбион-банке» завтра в восемь часов утра. Там мы сможем совершить сделку — акции «Чая Бертона» за мои деньги. В фонде Ника есть и другие акции, вполне надежные. Оставьте их себе. Все. Мне нужен только пакет «Чая Бертона». — Она сделала паузу, давая Элджину время осмыслить это предложение. — А вдруг вы ошибаетесь, и я окажусь права? А вдруг курс акций «Чая Бертона» упадет ниже критического уровня? На свете есть люди, которым нравственность и справедливость дороже прибыли.

— Серьезно? Лично я таких не видел. Замечательная речь, моя дорогая, но, поверьте мне, инвесторам свой кошелек дороже какого-то давно умершего докера. — Он тычком погасил сигарету. — Наша маленькая беседа доставила мне большое удовольствие — обычно мои вечера проходят куда менее драматично… Но мне нужно вернуться к своим партнерам по ужину.

Внезапно стены комнаты двинулись на Фиону, и ей стало трудно дышать.

Герцог подошел к ней и остановился так близко, что она почувствовала запах выпитого им вина и съеденной баранины. Он пристально посмотрел на Фиону, а затем сказал:

— Мисс Финнеган, ответьте мне на один вопрос. Вы девственница?

Прошло несколько секунд, прежде чем потрясенная Фиона поняла его.

— Как вы смеете… — начала она, но Элджин ее прервал.

— Мой сын когда-нибудь трахал вас? Скажите правду, и мы положим конец этому недоразумению. Он овладевал вами как мужчина или совал член в вашу прелестную задницу? Мне говорили, что Ник предпочитал именно этот способ. По крайней мере, так сказал его соученик по Итону, с которым он жил в одной комнате. Сказал моему адвокату. Честно говоря, это случилось только вчера.

Когда лицо Фионы побелело, он улыбнулся:

— Что? Ваш язык проглотила кошка? Не волнуйтесь, у меня есть еще кое-что. Маргарет Галлахер — прачка, которую вы уволили три года назад, — очень говорливая особа. А если не поможет и это, мы всегда найдем независимое медицинское светило, которое вас освидетельствует. Какой-нибудь похотливый старый козел с удовольствием раздвинет ваши стройные ножки и посмотрит, что находится между ними.

— Ублюдок! — крикнула Фиона и подняла руку, чтобы дать ему пощечину. Но герцог, удивительно быстрый для такого тучного человека, схватил ее за запястье и рванул к себе. Фиона боролась, но он держал крепко.

— Глупая сучка, когда человек блефует, он должен напугать противника. Заставить подумать, что ему есть что терять. А мне терять нечего. То, что появится в завтрашних газетах, всего лишь легкий шлепок. «Чай Бертона» выживет. Уильям будет продолжать выплачивать ссуду, я — получать проценты с суммы, которую потратил на его акции, а вы, мисс Финнеган… — Элджин сжимал ее руку до тех пор, пока Фиона не решила, что он хочет ее сломать, — заберете назад свое глупое требование.

Он отпустил ее и вышел из комнаты. У Фионы подкосились ноги, и она упала на письменный стол. Все было кончено. Она проиграла. Окончательно и бесповоротно.

Фиона, уснувшая в кресле перед давно погасшим камином, дернулась, а потом жалобно простонала:

— Нет… пожалуйста… помогите… кто-нибудь, помогите мне…

Темный человек пришел за ней и на этот раз поймал. Он следовал за Фионой по извилистым улицам, входил в брошенные дома и выходил из них, пока она не забежала на склад, из которого не было выхода. Теперь он крепко держал ее, несмотря на отчаянное сопротивление. Она снова вскрикнула, надеясь, что кто-то ее услышит. Но никто не пришел. Дыхание темного человека коснулось ее шеи, а затем она увидела блеск поднятого ножа. И тут послышался стук, громкий и настойчивый. Кто-то стоял снаружи. Тот, кто ей поможет.

— Миссис Сомс! — крикнул кто-то. — Вы здесь?

— Здесь! — крикнула она в ответ. — Скорее!

— Миссис Сомс, я должен поговорить с вами…

— Помогите, пожалуйста!

Но было слишком поздно. Темный человек полоснул ее ножом по горлу, и Фиона ощутила жгучую боль. Она забилась в агонии, потеряла способность дышать, кровь фонтаном хлынула на грудь… Потом снова послышался стук, за которым последовал звон бьющегося стекла. И тут она проснулась, тяжело дыша от страха. В окно лился слабый свет дождливого утра. Фиона села и осмотрелась, стремясь убедиться, что она жива, здорова и никого рядом нет. Перед ней стоял столик с полупустой бутылкой вина и смятым носовым платком. Она посмотрела на себя и увидела, что полностью одета. Кажется, вернувшись из «Уайтс», она рухнула в кресло, измученная и разбитая… Когда это было? Несколько часов назад? Потом налила себе бокал вина и вдруг зарыдала. «Наревелась и сама не заметила, как уснула, — подумала Фиона. — А потом мне приснился этот жуткий кошмар». При одном воспоминании о сне ее затрясло. Темный человек, нож, фонтан крови… Кажется, кто-то пытался помочь ей. Кричал и стучал кулаком в деревянную дверь… Она закрыла глаза, пытаясь успокоиться, и чуть не подпрыгнула, когда стук раздался снова.