небо, и сине-фиолетовые вспышки разорвали свод небес. После полуночи поднялась настоящая буря, и пошел дождь, в считанные минуты превратившийся в ливень.

Дождь нес в себе энергию инь, придававшей призракам и злым духам дополнительные силы и делающей их более свирепыми и смелыми. Поэтому Чу Сюнь разрешил всем выжившим укрыться в резиденции наместника и распорядился не пересекать границы возведенного им защитного духовного барьера.

Из-за дождя мест, где можно было бы устроиться на ночлег, стало еще меньше, а люди все прибывали и прибывали. Мо внимательно следил за Сяо Манем, но в в какой-то момент парень затерялся в огромной толпе людей.

Мо Жань пробормотал:

– Плохо дело.

Маленький Чу Ваньнин сразу вскинулся:

– Я догоню его и прослежу.

Он нырнул в людской поток, и в одно мгновение его спина скрылась из виду.

Через некоторое время Чу Ваньнин вернулся с удрученным выражением на лице и холодно констатировал:

– Сбежал.

– За барьер?

– Да.

Мо Жань ничего не сказал. Он молча смотрел на стену дождя и на людей, столпившихся во дворе усадьбы.

Это была только иллюзия, и все, что случилось двести лет назад, уже свершившийся факт. Однако он чувствовал себя совершенно опустошенным. Лица женщин и детей светились искренней надеждой, что Чу Сюнь спасет их. Все эти люди верили, что уже на рассвете молодой князь уведет их из этого кишащего чудовищами ада в убежище на горе Путо. Под проливным дождем стражники в красных шлемах уже начали приготовления, чтобы с первыми лучами солнца выступить в поход.

И никто из этих людей не знал, что жить им осталось буквально пару часов.

Во дворе становилось все тише. Уставшие люди засыпали, положив головы на колени друг друга.

Чу Ваньнин и Мо Жань не могли уснуть. Они единственные во всем городе знали, что скоро Князь Призраков нападет на Линьань, и тогда им нужно будет убить его. Так как Сяо Мань уже сбежал, вероятнее всего все события произойдут этой ночью.

Мо Жань покосился на напряженного Чу Ваньнина и спокойно сказал:

– Поспи. Я разбужу тебя, когда все начнется.

– Мне не хочется спать, – ответил Чу Ваньнин.

Мо Жань погладил его по голове.

– Хочешь что-нибудь съесть? Мы же не ели с тех пор, как прибыли сюда.

– Я ... – «не голоден» застряло в горле, когда Мо Жань достал завернутый в тунговый лист османтусовый цветочный бисквит. Чу Ваньнин сглотнул, не в силах отвести взгляда от протянутого ему любимого лакомства.

– Ешь.

Чу Ваньнин взял пирожное и разломил пополам. Большую часть он отдал Мо Жаню, а ту, что поменьше, взял себе. Мо Жань оцепенело наблюдал за его движениями, и в голове не было ни одной внятной мысли.

Откусив кусочек, Чу Ваньнин вдруг тихо спросил:

– Ты купил это в Персиковом Источнике? Почему его вкус отличается от того, что было раньше?

– Что-то не так?

– Аромат османтуса слишком насыщенный.

Мо Жань горько улыбнулся и сказал:

– В самом деле? Его дал мне сегодня сын Чу Сюня. Наверное такой он настоящий вкус Линьаня.

– Настоящий вкус Линьаня... – почти беззвучно повторил Чу Ваньнин и собирался откусить еще кусочек. И так и замер с открытым ртом, сраженный внезапной догадкой. Вмиг кровь отлила от лица и, даже губы побелели.

– Это неправильно!

Чу Ваньнин вдруг вскочил. Его лицо исказила гримаса ужаса, глаза широко открылись, как будто он увидел призрака.

Не понимая, что пошло не так, Мо Жань спросил:

– Что неправильно?

Чу Ваньнин не ответил. Не обращая внимания на дождь, он выскочил на двор. Оглянувшись по сторонам, мальчик поднял с земли камень с острым краем и, закатав рукав, безжалостно резанул себе по запястью. Хлынула кровь, окропив землю и испачкав одежду.

Испуганный Мо Жань бросился к нему:

– Ты с ума сошел?

Чу Ваньнин некоторое время безучастно смотрел на руку, по которой стекала кровь. Когда он поднял взгляд, в его глазах, казалось, вспыхивают искры. Голос ребенка звучал отрывисто и резко:

– Разве ты все еще не понял, что происходит? Кто-то пытается убить нас!

Алая кровь стекала по руке и, смешиваясь с дождем, превращалась в розовую воду.

Мокрое от дождя лицо Чу Ваньнина было бледным и нечеловечески спокойным, черные как смоль прямые брови сошлись над переносицей, придав лицу по-взрослому мрачное выражение. Он не обращал внимания на ливень, хотя уже давно должно быть промок до нитки.

С оглушительным треском в землю ударила молния, и на миг стало светло, как днем. Мо Жань, как будто придя в себя от этого грохота, попятился. Он тоже понял, что именно было не так.

Пусть этот мир выглядел реалистично, но он был лишь иллюзией, в которой все было ложью. Выпечка здесь не могла быть действительно вкусной, а острый край камня на самом деле не мог поранить. Иными словами, ни одна вещь в иллюзорном мире не могла бы причинить им вред.

– Кто-то сделал так, чтобы иллюзия стала реальностью, – тихо сказал Чу Ваньнин.

Материализация иллюзорного мира считалась духовной техникой наивысшего уровня, известной как Путь Сюйши*. Самые искусные заклинатели, владевшие этой техникой, были выходцами ордена Гуюэе, входившего в десяток самых лучших духовных школ Верхнего и Нижнего Царства. Орден Гуюэе использовал Путь Сюйши как «истинный путь целителя для врачевания сердца и души». Некоторые мастера, практикующие эту технику, специализировались на материализации иллюзии, созданной на основе воспоминаний людей, страдающих от душевной боли после потери близких. Подобная иллюзия позволяла родственникам и друзьям умерших не только проститься с любимыми людьми, но и провести с ними еще какое-то время. Однако из-за сложности техники и высоких затрат духовной энергии, воссоздаваемые сцены были короткими и не настолько детальными. Выпить чарку со старым другом, или провести ночь любви с дорогим сердцу человеком, но и только. Мало кто из следующих Пути Сюйши был способен создать что-то большее.

[*虚实道 Сюйшидао – путь «пустого и полного, ложи и истины, мнимого и реального»].

Однако иллюзорный мир Линьаня, изначально созданный народом полубожественных юйминь, был большим и сложным, а сама иллюзия длилась уже долгое время и включала множество людей и вариаций самых разных событий. Ни одному человеку, даже Главе ордена Гуюэе, не под силу было создать что-то настолько масштабное.

Мо Жань тут же подумал о том единственном человеке, который мог сотворить нечто подобное. Неужели это опять фальшивый Гоучень, с которым они столкнулись в озере Цзиньчэн?

Прежде, чем он успел