– Угу…, помню, помню, а я потом вас из ментовки выкупал! Эх знал бы в чем дело… Что говорииить – дерьмо человек…, а значит не нужен… Как бы его люди «Лысого» не нашли. Он же до сих в этом казино в «Ленинградской» у «Трех вокзалов»…

– Да мы все там…

– Да в том то и дело… – он брешет, как собака чумная, а все на вас отразится может. Мало того Серегины пацаны иногда туда заезжали, правда давно это было…

– Извини, не сказал – совсем из башки вылетело. Недавно они были и «Чипа», кстати, искали…

– Че еще забыл?

– Да неее…, они так искали… – он им денег на такси дал… они типа вернуть хотели…

– «Чип»!.. Денег дал…, ооох… детишки с седенькой бородкой. Эти денег никогда не отдают!.. Где эта бесятина, где этот «Чип»! Так, Саня…, давай к нему, только… я тебя прошу осторожно, кто знает, что у них там на уме! Возможно ловушка!

– На нас?

– На меня, друг мой, на меня…

– Даккк, вы ж вроде бы близкие…

– Все люди близкие, а как через прицел на них смотреть начинаешь, то они еще ближе становятся…, но однажды им может это надоесть…, и тогда страх или точнее опасение превращается в фобию – вееещь не пред-сказу-е-муюююю… Тэк-с, поеду-ка я с тобой. А то вальнут тебя, а я потом переживать и мучится всю жизнь буду… – погнали… наши городских…

…«Чип» обнаружился в гаражах поселка «Чаплыгин», что на Осташковском шоссе, и пьянствовал с двумя полубомжами, рассказывая им в красках, как он единолично выследил киллера номер один – Солоника, и пытаясь вывезти его спеленованого по рукам и ногам в Россию для придания правосудию…, и ведь засранец причину придумал – друга он его убил!

По его рассказу выходило, что живого довести его не получилось, при попытке к бегству он его задушил причем шнурком из его же туфель. А вот тело довез и сдал куда следует. Деньги же на которые они пьют… – ну та одна треть его части, которой он сбросился на эту вот бутылку – это последнее с того миллиона долларов, которой его премировали. А чтобы товарищи не сомневались в его состоятельности, добавил, что половину из озвученной суммы он вложил в «Сбербанк» и получает ежемесячные проценты, а вторую пожертвовал в детский дом, который носит теперь его погремуху и погремуху, застреленного Солоником друга: «Чип и Дейл»…

…Все в общем-то было на лицо, и ниже падать было некуда… Несколько поразмыслив, Алексей обратился к «Санчесу»:

– Сань, он о тебе ведь знает почти все?

– Ну так…, нууу не все…

– Где живешь, знает?

– Пока нет, ведь только на новую квартиру переехал…, а че?

– Исчезнуть тебе придется на месяцок, снимешь другую квартиру, машину поменяешь завтра же…

– Шеф, да когда…

– Жить хочешь?

– Кхы, кхы… – ну так-то хотелось бы…

– Да не жилец он, парни «Лысого» именно поэтому его и искали, скорее всего и тебя, если рядом найдут, тоже зацепить захотят, а он тебя точно сдаст…, короче сегодня исчезнешь, телефон поменяешь…, так…, не совсем так. Старый оставишь, пока тебе «Чип» не позвонит – они что-нибудь колданут, что бы тебя, а может и меня за одно выцепить…

– А не бред это… ты ж для них столько?…

– Сань, здесь столько намешано…, короче, если позвонят, назначишь ему встречу, помнишь кладбище…

«Введенское», так вот меня тут просили на днях за одним мероприятием посмотреть, вот мы их в одну точку совместить и попробуем. Саня – это очень важно, запоминай день и час, это будет через неделю…, кстати…, ладно разберемся, а тебя я проконтролирую. Вот тебе две штуки зеленых, больше с собой нет, на них и квартиру, и телефон купишь… Три дня отпуска…, нет – неделю, и чтобы я тебя рядом с «Чипом» не видел…

…До предполагаемого дня действительно оставалось не больше недели, что предстоит сделать, увидев на кладбище у могилы почившего близкого «Акселя», в чем правда Алексей сильно сомневался, тоже виделось неясным. Но опытный лис, пути с которым пересекались уже не раз, был трофеем, если так можно сказать о человеке, которого к тому же еще и уважаешь, завидным и мало того – знатным!

Какой-то дисбаланс в психике «Сотого» чувствовался им самим уже несколько месяцев. Никаких отклонений в поступках, полны контроль действий, да и увеличения срывов заметно не было, скорее наоборот (или «наеборот», как говаривала его сестренка в младенчестве), он стал собраннее, расчетливее, еще более осторожнее, и если что-то новое и наблюдалось, то где-то глубоко внутри, а еще точнее исходящее из тех глубин, где настороженно ждала своего часа та самая сущность зла, проявление которой в судебно-психиатрической экспертизе называется «эйфорией», как раз то бессознательное состояние, когда человек подпадает полностью под действие этой страшной и беспощадной силы.

Вместе с этим у него появилось иногда всплывающее опасение, которое обычно предвещалось внезапно появляющимися помыслами, сопровождающимися диким желанием, сотворить что-нибудь кровожадное. Но эти появляющиеся потуги зла быстро гасились им вместе с причинами, возможно их вызывающими, и даже более того – подобные всплески никогда не имели никаких последствий. Но… природа бесконтрольного зла так же загадочна, как и пугающа. От этого несло запахом смерти, который ничего общего не имел и с самим запахом, физику которого мы и знаем, и понимаем – это же ощущалось помимо органов чувств, на уровне подкорки головного мозга, и возможность бороться с подобным явлением заключалась только в терпении. Только оно могло превозмочь вздымающееся рвение, взращиваемое скорее неуверенностью завтрашнего дня, шаткостью платформы, так и не ставшей жесткой опорой, на которою необходимо было не только опираться, но хотя бы и изредка отталкиваться от нее.

Ожидание, борьба и само появление подобного состояния не уравновешивало положение и отношение с людьми, которых он ценил, и особенно отношения с той, которой раскрыл свою душу и подарил все чувства, на которые только был способен. Редкий человек способен прежде всего думать о другом, если это, конечно, не мать и дитя. Эгоистические потребности толкают нашу сущность в удобную для нас сторону, которая часто совпадает и с пользой для других…, часто, но не всегда. И подобное естественно, ведь не возможно думать, а тем более нормально жить желаниями другого, к тому же, если они диаметрально противоположны твоим. Лишь любовь соединяющая, жертвенная и немеркантильная способна менять нас до неузнаваемости, делая незаметными все отрицательное; снисходительными к противостоящему нам в чертах характеров наших любимых, порой заставляя даже радоваться тому, что раньше вряд ли понравилось бы. Лишь ненавидя, мы замечаем все недостатки и превращаем в них достоинства.

В самих поступках ужасного мало – ибо они сиюминутны, страшны же последствия, предсказать которые, к тому же, редко бывает возможно.

Что толку в сожалениях, угрызениях совести и попытках исправить что-то, если конечно, эти попытки имеют место быть, для человека, которому уже причинена боль и его сознанию, и уму, которые мгновенно начинают осознавать, делать выводы и соответственно по-иному относится к источнику этой боли, кем бы и каким бы он не был! Правда многое может быть важно для самого «источника», но это уже другая тема и место, где она всплывает сама собой, и называется церковью и верой…