5 марта Майрон Харрингтон и оставшиеся в живых морпехи 1-го батальона 5-го полка, освобождавшие Хюэ, были отправлены в резервный лагерь на побережье, в котором имелся настоящий душ. Морпехи выстроились в очередь, но до капитана она так и не дошла — душ сломался, поэтому ему пришлось мыться в Южно-Китайском море. Молодой лейтенант Джо Аллен, присоединившийся к роте Дельта в разгар битвы за цитадель Хюэ, оказался прекрасным офицером и, как выяснилось, встречался с невесткой Харрингтона Перрин. Позже Харрингтон с грустью сказал: «Я должен был попросить, чтобы его перевели в другую роту». Как-то в мае он отправил взвод Аллена в ночное патрулирование. Тем же вечером коммунисты атаковали соседнюю роту, получили жесткий отпор и, отступая, наткнулись на взвод Аллена. Лейтенант был убит. Это стало для капитала сильнейшим эмоциональным ударом, так что он не мог сдержать слез; какое-то время после этого он чувствовал себя не в состоянии командовать ротой. По словам Харрингтона, его «теплые отношения с невесткой так и не восстановились». Уезжая из Вьетнама несколько месяцев спустя, он «испытывал смесь огромного облегчения, словно с меня вдруг сняли тяжкое бремя ответственности, и сильного чувства вины».

Было очевидно, что ни американский народ, ни конгресс не поддержат массированного увеличения контингента, которого требовали военные. На президентских праймериз в Нью-Гэмпшире 12 марта Юджин Маккарти набрал всего на 350 меньше голосов, чем действующий президент. Старому другу Джонсона и бывшему ястребу Кларку Клиффорду хватило всего пары недель, проведенных в бывшем кабинете Макнамары в Пентагоне, чтобы присоединиться к рядам скептиков. 25 марта президент собрал свою «мудрую старую гвардию», включая Джорджа Болла, Генри Кэбота Лоджа, а также генералов Риджуэя, Тейлора и Брэдли, чтобы выслушать последние сводки по Вьетнаму и сделать свои предложения. Дин Ачесон, который руководил встречей, констатировал радикальное изменение настроений: большинство присутствующих больше не считали, что войну можно выиграть. Только Эйб Фортас, Макс Тейлор и Омар Брэдли по-прежнему выступали за продолжение военных усилий.

Вечером 31 марта Джонсон выступил с телеобращением к нации. «Добрый вечер, мои соотечественники, — сказал президент. — Сегодня вечером я хочу поговорить с вами о мире во Вьетнаме… Ни один другой вопрос не волнует наш народ больше, чем этот». Он объявил об одностороннем прекращении бомбардировок севернее 20-й параллели, а также о своей готовности начать переговоры. Перед началом телеэфира спичрайтер Гарри Макферсон увидел, как президент что-то пишет на черновике речи. «Он собирается сказать сайонара?» — в шутку спросил он у своего коллеги из президентской администрации. Макферсон не предполагал, насколько был близок к истине. Свое телеобращение Джонсон завершил словами: «Я не буду выдвигаться и не соглашусь на выдвижение меня моей партией на второй срок в качестве кандидата на пост вашего президента».

Американцы выслушали своего президента в ошеломленном молчании, хотя многие к тому времени прониклись таким глубоким цинизмом по отношению к власти, что сочли это очередной уловкой, хитрым гамбитом. Они ошибались. Тем вечером Джонсон публично признал крах своего президентства: достигнув столь многого дома, он безнадежно завяз в «грязи непролазной» в Юго-Восточной Азии. Его враги, такие как доверенное лицо клана Кеннеди Артур Шлезингер, назвали его решение уйти «политической трусостью»; как и Гарри Трумэн после праймериз в 1952 г. в Нью-Гэмпшире во времена Корейской войны, Джонсон решил, что в день голосования обречен на поражение. Позже Шлезингер цитировал слова Билла Мойерса, бывшего пресс-секретаря Белого дома, объяснявшего «одержимость»[955] Джонсона Вьетнамом «дикой смесью раздутого самолюбия и национализма, которая заставляла Джонсона рассматривать это [вьетнамскую проблему] как вызов мужественности — лично для себя и для всей Америки»[956]. Эйзенхауэр презрительно написал в своем дневнике: «Для меня очевидно, что президент ведет войну сам с собой и, хотя он и пытается твердо отстаивать принятые им решения и сделанные шаги и призывает нацию идти к поставленным целям, несмотря на любые издержки, в глубине души он жаждет освободиться от бремени этой ответственности»[957].

Многие американцы связывали отречение президента с унижением, якобы нанесенным Америке Тетским наступлением. Это было не так — Джонсон уже несколько месяцев раздумывал об уходе. Но война во Вьетнаме, бесспорно, сломила его дух. Его хитрые гамбиты сделали его объектом презрения и насмешек, и немалое число его сограждан, особенно представителей молодого поколения, обвиняли в военных провалах, гибели американских солдат и мирного вьетнамского населения именно его, а не врага. Парадоксальным образом Тетское наступление обернулось для Ханоя триумфом: вскарабкавшись на очередную гору трупов, порожденную его безумной военной инициативой, Ле Зуан провозгласил Тетскую кампанию «убийственным ударом». Казалось, никто не заметил героизма американских солдат, которые дали ожесточенный отпор и в итоге разгромили силы коммунистов по всей стране, включая Сайгон и Хюэ, где новые хозяева уже успели учинить массовые расправы. Как с горечью констатировал Дин Раск, «здесь, в Соединенных Штатах, коммунисты одержали блестящую политическую победу»[958].

Один из командующих НФОЮВ, Чан Бать Данг, также считал, что Тетское наступление сыграло решающую роль в принуждении США к деэскалации военных усилий: «Никакая другая оценка здесь невозможна»[959]. Отныне авторитет Ле Зуана и его историческая репутация в его собственном обществе были непоколебимы. 5 апреля 1968 г. министр иностранных дел ДРВ сказал в интервью Чарльзу Коллингвуду с CBS — Уолтер Кронкайт отказался от предложенной визы, справедливо полагая, что поездка в Ханой сыграет на руку коммунистической пропаганде, и покажет, что его страна готова сесть за стол переговоров. Возглавить переговорный процесс со стороны США Джонсон поручил Авереллу Гарриману. Впереди оставалось еще целых семь лет войны, но вряд ли кто-либо теперь верил в то, что она может закончиться поражением коммунистов.

После Тетского наступления военная фортуна, казалось, отвернулась от коммунистов. Американские и южновьетнамские войска продолжали наносить сокрушительные удары по потрепанным отрядам Вьетконга. Однажды утром группа партизан вошла в деревню Майлок в дельте Меконга, где наткнулась на американский патруль. В завязавшейся перестрелке был убит 17-летний парень по имени Кханг, сын офицера ВК, написавшего в своем дневнике: «Я сидел рядом с его телом, мое сердце рыдало, и я разговаривал с ним, будто он все еще был живым: „Покойся с миром, сын, ты выполнил свой долг перед революцией“»[960]. Позже два брата Кханга также стали бойцами Вьетконга. Как сказала их мать, если бы они не ушли к партизанам, их бы призвали в армию, и тогда им бы пришлось стрелять в своего отца. Сам офицер ВК писал: «Невозможно сосчитать, сколько женщин потеряли троих, четверых, и даже семерых или восьмерых сыновей и дочерей, которые погибли героической смертью в борьбе за наше дело».