кусок еды: он закашлялся и задохнулся, а лицо его приобрело легкий фиолетовый оттенок. С ревом ярости Озмиан шагнул вперед, схватил тяжелую скульптуру, стоявшую на соседнем стеклянном столе, поднял ее и швырнул на пол. Покачиваясь, он обрушился на лекционную интерактивную доску и сорвал ее со стены. Затем, отшвырнув лампу, он схватил со своего стола какую-то награду из керамики и бросил ее на стеклянный стол — они оба разбились с оглушающим звоном и осыпались на гранитный пол брызгами осколков и черепков, напоминая капли дождя.

Из коридора тут же возник мужчина в темном костюме, который сопровождал Пендергаста и д’Агосту.

— Что происходит? — спросил он в замешательстве, ошеломленно рассматривая обломки, разбросанные по всему офису, и растерянно глядя на своего неуправляемого босса. Его подозрительный, непонимающий взгляд бродил от Озмиана к Пендергасту и д’Агосте и обратно.

Казалось, его приход что-то переключил в Озмиане, и тот, стоя посреди комнаты и тяжело дыша, сумел овладеть собой. Осколок отлетевшего стекла поранил его лоб, и из раны медленно начинала сочиться кровь.

— Мистер Озмиан?

Магнат обернулся к своему сотруднику и заговорил хриплым, но спокойным голосом.

— Убирайся и закрой дверь. Найди Изабель. Кроме нее никого сюда не пускать.

— Да сэр, — мужчина почти выбежал, спеша исполнить приказания.

Озмиан внезапно расплакался, его сдавленные всхлипы почти моментально переросли в истерические рыдания. Д'Агоста, не колеблясь, подошел к нему и, подхватив его под руку, снова помог ему сесть в кресло, где отец жертвы обмяк, обхватил себя руками и начал раскачиваться взад-вперед, всхлипывая и задыхаясь.

Через пару минут Озмиан, наконец, начал приходить в себя. Он достал из кармана носовой платок, тщательно вытер лицо и долгое время сидел молча.

— Расскажите мне все, — произнес он бесцветным голосом.

Д'Агоста кашлянул, прочищая горло, и начал рассказывать. Он объяснил, как двое детей нашли в гараже тело, спрятанное в листьях, и как убойный отдел выехал на место преступления. Что он вызвал в полном составе всю команду криминалистов, возглавляемую лучшим из них, и рассказал, что сейчас над делом работает более сорока детективов. Все убойное подразделение придавало этому расследованию первостепенное значение, сотрудничая при этом с ФБР.

Он преувеличивал ровно настолько, насколько осмелился. Озмиан, сидя с поникшей головой, слушал, не перебивая.

— У вас есть какие-нибудь предположения, кто мог это сделать? — спросил он, когда д’Агоста закончил.

— Нет, но будут. Мы найдем убийцу, даю вам слово.

Лейтенант запнулся, пытаясь прикинуть, как лучше рассказать убитому горем отцу о том, что его дочери отрезали голову. Формально он не был обязан вдаваться в такие детали, но понимал, что в этот раз ему придется это сделать, потому что иначе Озмиан в скором времени узнает об этом обстоятельстве из газет — заголовки просто не смогут позволить себе упустить подобную «пикантную деталь». И самое ужасное: Озмиана придется пригласить на опознание тела без головы — тела его дочери. По отпечаткам пальцев детективы узнали, что оно принадлежало ей, но процесс физического установления личности по-прежнему являлся законом, даже если в этом случае он казался излишним и жестоким.

— После того, как вы опознаете тело, — продолжал д’Агоста, — если вы будете чувствовать, что в состоянии это сделать, мы хотели бы опросить вас — чем быстрее, тем лучше. Нам нужно, чтобы вы рассказали о ее знакомых, о которых вы знаете, назвали их имена и контактные данные. Мы хотели бы услышать обо всех ее жизненных неприятностях — как в деловой, так и в личной жизни — все, что может быть связано с убийством. Все эти вопросы будут звучать для вас весьма неприятно, но я уверен, вы понимаете, почему мы должны их задать. Чем больше мы знаем, тем скорее мы поймаем убийцу или убийц. Если хотите, естественно, вы можете взять с собой адвоката, но это необязательно.

Озмиан колебался.

— Прямо сейчас?

— Мы предпочли бы в опросить вас на Полис-Плаза, если вы не возражаете. После того, как вы… проведете опознание. Может быть, позже, скажем сегодня днем, если вы будете в состоянии это сделать.

— Послушайте, я… я готов помогать. Убита… О, Боже, помоги мне…

— Есть еще кое-что, — тихо заговорил Пендергаст, чем мгновенно заставил Озмиана замолчать. Магнат отнял руки от лица и посмотрел на агента. В его глазах мелькнул страх.

— Что? — спросил он.

— Вы должны быть готовы опознать свою дочь по приметам на теле — дерматологическим особенностям, татуировкам, хирургическим шрамам. Или по другим предметам, кроме непосредственно ее тела. Например, по одежде или вещам.

Озмиан моргнул.

— Я не понимаю.

— Вашу дочь обезглавили. И мы… еще не обнаружили голову.

Озмиан окинул Пендергаста долгим, пронзительным взглядом. Затем поискал глазами д’Агосту.

— Но почему? — прошептал он.

— Это вопрос, на который нам очень бы хотелось найти ответ, — сказал Пендергаст.

Озмиан остался сидеть в кресле. Наконец он сказал:

— На обратном пути дайте моему помощнику адрес морга и места, где бы вы хотели опросить меня. Я буду там в два часа дня.

— Как скажете, — кивнул Пендергаст.

— Теперь оставьте меня.

5

Марк Кантуччи проснулся рывком, вынырнув во внешний мир из кошмара. Ему только что приснился самолет, который рухнул в океан с ним на борту. Теперь он лежал в темноте, чувствуя, как бешеное сердцебиение постепенно замедляется от нарастающего осознания, что крушение было лишь сном, а в реальности вокруг него по-прежнему комфортная спальня. Он чертовски устал видеть в кошмарах один и тот же сюжет: самолет, на борту которого он находится, захватывают террористы. Они проникают в кабину пилотов, запирают дверь, а через некоторое время самолет начинает стремительно терять высоту и на полной скорости погружается в глубокое бушующее море. Во сне Кантуччи до самого конца смотрит в иллюминатор и наблюдает за тем, как темная вода поднимается все выше и выше. В этом сне он до жути ясно чувствует неизбежность смерти…

Он лежал в постели, задаваясь вопросом, нужно ли ему включить свет и немного почитать, или стоит просто попытаться снова заснуть. Который сейчас час? Комнату окутывала темнота, а стальные ставни на окнах были опущены, поэтому определить время было затруднительно. Кантуччи потянулся к своему мобильному телефону, лежавшему на прикроватном столике, но не нащупал его. Что за чертовщина? Где он, чтоб его! Кантуччи не мог забыть положить его туда — с ним такого никогда не случалось, его привычки были четкими и выверенными, как атомные часы. Однако приходилось смириться с реальностью и понять, что точные привычки дали сбой, ведь под рукой, черт возьми, оказалась лишь поверхность столика.

Теперь слишком