дам, лишая меня самого лёгкого флирта, я относился к этому спокойно, фривольные дни моих первых школ были навсегда забыты. Когда же мы с ней возвращались домой, обычно каждый молчаливо разбредался по своим комнатам. Казалось, что мы построили на песке дом из тумана, – между нами не было того самого чувства, которое в духовном плане делает из двух людей единое целое. Я бы мог отчасти заменить его доверием, если бы так же как в первые дни совместной жизни поверял Еве абсолютно всё: секреты и детали моих планов и дел, сблизили бы нас, объединили бы наши мысли и чувства. Однако всё это казалось мне пустой тратой времени, да и Ева вполне могла обходиться без этого.

Впрочем, я выпроваживал пагубные мысли из головы и продолжал работать.

XII

В следующие два года я открыл фирму по работе с недвижимостью, которая занималась покупкой и продажей, оказывала риэлтерские, кадастровые и юридические услуги. Эта сфера давно привлекала меня, а потому я давно изучил особенности этого дела. Прибыльность фирмы восхищала Еву, она была счастлива не только тому, что я был способен работать в, казалось, любой сфере, но и тому, что в своё время она разглядела это. Вот уже несколько месяцев, как Ева решила направить фокус моего внимания в сторону политики, – за нашим столом то и дело начали появляться чиновники разных мастей.

– А что в этом плохого? – поправляя мне бабочку, поинтересовалась Ева в ответ на мой шутливый вопрос по этому поводу. – Многие министры, между прочим, ездят с мигалками! – лукаво блеснула она глазами.

Можно было быть уверенным в том, что Ева наперёд знала все шаги, которые мне предстоит предпринять чтобы занять поочерёдно кресла министра-делегата и министра. Министра, чёрт побери! Да, это, действительно, казалось настоящей стоящей затеей. Какой серьёзный оборот принимало дело! Это было не просто открыть дельце и заработать несколько миллионов, здесь была настоящая власть, настоящее влияние, первые полосы и безграничная ответственность, а за всем этим непрерывная, полная безропотного усердия и борьбы до изнеможения, работа по меньшей мере на два-три года. Мы с Евой оба понимали, что наш капитал давал такие возможности – необходимость в каких бы то ни было инвесторах отпала, видели шаги, ведущие к заветной цели. Но "действительно ли я хочу этого?", – витало в моей голове. – "Даже если представить, что оба кресла у меня в кармане, дальше наверняка я стану премьер-министром, on ne sait jamais [фр. – чем чёрт не шутит?], ну а потом?.." Выбор этот пути, высоко бы вознёс меня в глазах Евы, сделал бы значительным во мнении общества, но насколько он отдалял меня от моих собственных желаний? У меня никогда не было тяги к политике, и, хотя, безусловно, можно развить, а вернее воспитать, в себе любое качество (быть может из-под палки), зачем мне было менять, а значит ломать себя, синтезировать искусственную любовь к делу, которое меня не привлекало? Совсем недавно Ева заметила, что мне не помешали бы курсы ораторского мастерства, и что было бы неплохо поработать над речью. Я готов был признать, что подобные курсы никому никогда не мешали, но менять свою речь до неузнаваемости, так чтобы каждое слово звучало словно приказ… Одним словом, мне предстояло сделать непростое решение.

В мыслях я пытался представить, что ждёт меня через двадцать-тридцать лет если ничего не менять и продолжить путь, единственный указатель на котором – пальчик моей жены, и всё чаще брак с Евой казался мне глупой затеей. Показатель успешности человеческой жизни, а попросту, – счастье, ни на йоту не выросло в моём сердце за эти пять лет. Не только многим сквозь мишуру блеска и успеха в обществе иллюзорно казалось, что мы с Евой прекрасная счастливая пара, я и сам вначале был расположен так думать. Безусловно мне было радостно развиваться в новых интересных сферах, общаться с сильными мира сего, достигать результатов, убеждаться в том, что я чего-то стою и в целом наращивать состояние, но по большому счёту мне даже не с кем было полноценно разделить эту радость. Еву впечатляли мои успехи, но все эти дела с танцами и недвижимостью казались ей лишь ступенькой для достижения чего-то большего. Не больно-то высоко они позволяли ей задирать голову в кругу по-настоящему богатых людей: нефтяных магнатов, владельцев сетей международных отелей премиум класса, политиков. Она смотрела на мои дела сквозь пальцы и до поры до времени тайно жаждала лишь одного, чтобы наконец был собран необходимый капитал, который открыл бы мне, а значит и ей, дорогу в высшие сферы общества.

Меня же вполне устраивали мои успехи, более того, я находил их замечательными. Результаты работы наградили меня финансовой независимостью, при желании я мог больше не работать и жить в достатке. (Было смешно вспоминать те времена, когда необходимость арендной платы порой повисала надо мной дамокловым мечом, когда даже мимолётный отдых начинал сверлить дыру в кармане.) В хорошей организации какого-нибудь дела я находил столько прекрасного! Если в спорте ты побеждаешь, и твоя победа забыта через час, месяц, год, и тебе приходится всё начинать сначала, то здесь усилия на старте были готовы постоянно приносить плоды. Обеспечив же себя и Еву, мне было больше по душе смотреть в сторону семейных ценностей, чем беспрестанно наращивать обороты: есть на золоте, сидеть на золоте, спать на золоте, разве это не стало бы напоминать мне ужасную комнату из детства?

Ева тоже так или иначе стала задумываться о наследниках, она мечтала о том, что наша маленькая дочка ещё сильнее привяжет меня к ней и станет вдохновлять на политическом поприще, в то время как мне всё чаще хотелось, чтобы двери моего кабинета, вдруг, распахнулись волей пухлых ручек маленькой принцессы, девочки очень похожей на Эмму. Всё резче видел я различие в наших с Евой идеалах, хотя внешне это ещё никак не проявлялось. Она жаждала сделать из меня второго le petit caporal [фр. – маленький капрал], человека, быть может не столь воинственного, но значительного, такого, который войдёт в историю своей страны, а мне всё больше и больше хотелось простой семейной теплоты, теплоты, исходящей не от огромных каминов, но от любящего и любимого сердца.

Размышляя над предстоящим решением по поводу политической стези, думая над жизнью вообще, я в кой-то веке пешком прогуливался по центральным улицам Парижа, как вдруг незаметно для себя очутился у своей старой студии, той самой, где впервые увидел Эмму.

– "Где она сейчас?" – шумом прибоя прозвучало в голове.

Некоторое