Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спустимся, посмотрим? – предложил харьковчанин.
Кобра ехидно усмехнулась:
– Туда можно спускаться только совершенно голыми. Постоянно там живет только Мавка.
– Мавка – это кто? – поинтересовался харьковчанин.
– Это лучшая ученица Барбароссы. Она постоянно живет здесь.
– Голышом? – не выдержал я, вспомнив вчерашнюю встречу в лесу.
– Да. Она редко появляется в лагере.
– Голышом? – опять спросил я.
– Голышом. Так что, спустимся? – спросила Кобра с улыбкой, утвердившей меня в справедливости ее клички.
К бегу по оврагам в обнаженном виде да еще в компании красивых девушек я еще не был готов и потому призвал не отклоняться от пути. Харьковчанину идея Кобры тоже не понравилась.
Мы продолжили путь.
– Мавка не боится кабанов? – спросил я Кобру.
– Нет, она специально поселилась там, чтобы наблюдать за ними по ночам.
– Но зачем?!
– Так она набирает магические силы. К ней иногда приходит Доктор, и тогда они смотрят на кабанов почти в упор.
– Она спит с Доктором? – спросил харьковчанин.
– Мавка ни с кем не спит, – неожиданно резко ответила Кобра.
Через час пути мы вышли к магазину. В одноэтажном стареньком каменном доме помимо продавца стояли два пьяных местных жителя лет за сорок.
– Художники? – спросил один из них, небритый лысеющий мужик. Они нас узнавали по каким-то малозаметным для нас приметам.
Я не отрицал и попытался вывести разговор на одну из интригующих меня тем:
– А правда, что до Барбароссы хата принадлежала ведьме Королеве?
– Королева – то ее кликуха. А насправди ее фамилия Рева, по мужу.
– А мне говорили, что муж ее сбежал в лес, ходит там и ревет, отсюда и имя Рева.
– Да в лесу Рева и живет, – вмешался в разговор второй мужик с испитым лицом, – сам встречал. Иду как-то раз поздно ночью домой, напрямик через лес. А он как раз на дорогу выскакивает и орет благим матом. Большой, косматый, видно, разъелся в лесу.
– А може, то не Рева, – возразил первый, – милиция же приезжала, весь лес прочесали, протоколов насоставляли, а Реву не нашли.
– А куды ж он подевался? Как ушел от Королевы ночью, так в лесу то чудище и зъявылось.
– И давно это случилось? – спросил я.
– Та года четыре тому.
Когда мы вышли из магазина, Кобра сказала:
– Никакого Ревы нет. Барбаросса говорит, что это одна из сущностей, обитающих в лесу. Увидеть его можно только тогда, когда твое сознание соприкоснется с сознанием леса. Когда здесь появилась группа Барбароссы и Толстяка, тогда и Рева стал бродить по лесу. Просто Барбаросса однажды построил иероглиф пробуждения сущностей леса. Тогда и появился Рева. Тут еще живет Светящийся Змей. Он иногда ночью ползает по дну Голубого Каньона. Барбаросса говорит, что тогда и вспыхивают поляны. Он водит группы ночью, когда чувствует, что Светящийся Змей выполз из своей норы. Я Змея не видела, но с ним встречалась Лань, и его один раз увидел парень из Харькова.
Мы молча пошли дальше. В голове замелькали разные картины, обрывки разговоров и своих мыслей. Все это складывалось в упорядоченную схему. Вначале Светящийся Змей выползает из норы и зажигает поляны. Барбаросса ведет группу в лес и иногда натыкается на Реву, к появлению которого он и Толстяк были причастны. Возможно, что с Ревой я столкнулся ночью в лесу. Рева шел в сторону Упыря. Не исключено, что Упырь и Рева как-то связаны между собой. Тут я вспомнил о красном змее, привидевшемся мне накануне у Черногорца. Он явно вписывался в общую схему. Между моими видениями и словами Кобры определенно существовала какая-то связь.
Вдруг я почувствовал, что уже ничему не удивляюсь. Прошло всего лишь семь-восемь дней, я еще ничего не понимал в происходящем, но уже ощущал мир Бучака как свой. Слова Кобры о Лани вновь пробудили желание ее увидеть. На этот раз оно было не столь сильным – рядом со мной шла Кобра. Мне казалось, что я чувствую ее влекущий запах.
Кобра взяла на себя приготовление обеда. Мы резали на крупные части тело белого дождевика, чистили морковь с картошкой и подавали все это ей. Она бросала куски в чан с кипящей водой. Как ни странно, получилось вполне съедобное варево.
– Что ты думаешь обо всем этом? – спросил я Кобру.
– О чем «обо всем»?
– Ну, о светящейся поляне, змее, упражнениях, Локке?
Я рассказал ей подробно обо всем, что поразило меня.
– Зачем они делают все это? Зачем с нами возится Доктор, бегает по лесу Барбаросса, рассказывают свои сказки Черногорец и Скандинав?
Кобра покачала головой:
– Не знаю. Я пробыла в прошлом году здесь все лето.
Она довольно подробно рассказала обо всех событиях прошлого года. Тогда тоже были занятия Доктора, но он больше учил чувствовать биополя. Скандинав и Черногорец сидели в лесу. Толстяк объяснял, как извлекать энергию из деревьев.
– Мне здесь просто хорошо, – сказала она, – я чувствую, что это то, что мне нужно. Я не знаю, что на уме у инструкторов, но они мне открыли глаза на многие вещи и научили, как правильно жить.
Подошло время обеда. В хату ввалилась толпа человек из пятнадцати. Потом мы снова готовили пищу. Так прошел этот день.
Следующий день принес понимание того, что такое концентрация внимания. Доктор опять вывесил таблицу с одной черной точкой. Он объяснил, как добиться устойчивой концентрации.
Нужно было полностью сосредоточиться на точке и одновременно представить ее в своем воображении. Затем наложить воображаемую точку на реальную и продолжать концентрацию. В тот момент, когда внимание отвлечется от нарисованной точки, оно наткнется на точку в сознании, а когда отвлечется от воображаемой точки – на реальную.
Я попробовал. Через некоторое время установилось ровное состояние.
Я ни о чем не думал, передо мной была только точка.
Затем Доктор предложил другой прием. Нужно было сосредоточенно смотреть на точку и одновременно держать в памяти ее же, какой она была в момент начала концентрации, стараясь удержать воспоминание о ней, какой она была весь увеличивавшийся промежуток времени от начала концентрации до настоящего момента.
Объяснение поняли далеко не все. Посыпались вопросы и уточнения. Мне же было все ясно. Я сосредоточился и на точке, и на ее «нарастании» во времени. Я почувствовал, как она растет во времени. Время стало одним из измерений пространства. Язык отяжелел. Появилось ощущение какого-то тяжелого движения.