Было, наверное, уже четыре утра, когда группа вернулась из лесу. На лицах пришедших читалось потрясение. Парни откуда-то извлекли две бутылки вина («Плодовое крепкое»). Я посмотрел на Кобру. У нее были совершенно безумные глаза. Я понял, что встреча с Олли-Ревой-Лешим состоялась. Я подошел к ней и обнял. Она дрожала. Я увел ее в темноту, подальше от костра и крепко прижал к себе. Она прильнула ко мне. Моя рука скользнула по ее спине, забралась под рубашку, прошлась по голой спине. Она откликнулась каким-то судорожным движением. Пальцы впились в мою грудь. Это не было проявлением страсти. Она искала защиты.

– Что там было? – спросил я.

– Ты знаешь, мы наткнулись на Реву, – прошептала она.

Мы тихонько ушли в лес. И я, и она были взвинчены. Мы сбивчиво и возбужденно рассказывали друг другу о том, что происходило этой ночью.

Примерно через час после начала бега Кобра очнулась от сосредоточения на однообразном ритме и обнаружила, что группа, в которой она бежала, куда-то исчезла. Луну закрыли тучи, и ее свечение не пробивалось сквозь деревья. В абсолютной темноте тропинку можно было обнаружить только на ощупь. Кобра решила нарушить правило и крикнула, что она отстала. Лес молчал. Кобра присела. До рассвета все равно оставалось не более четырех часов. Чтобы не терять времени зря, она растворила восприятие.

Она не смогла сказать, сколько прошло времени, когда из растворения ее вывел громкий треск ломающихся веток. Кобра вскочила. Слева от тропинки на нее надвигалось нечто жуткое, еще более черное, чем абсолютная темнота вокруг. Она различила массивный мужской силуэт. Раздался рев огромного хищника. Силуэт приближался. Его рев сотрясал все ее тело. Кобра вспомнила прошлогоднюю позу-иероглиф Барбароссы и приняла ее. Но это не помогло. Жуткое видение приближалось. Кобра завизжала от ужаса. Тут между ней и чудовищем появился Барбаросса. Рев прекратился. Кобра обнаружила себя в окружении тех ребят, с которыми она начала свой бег. Барбаросса похвалил ее за то, что она выманила Реву, но похвала не растворила страх.

Кобра снова прижалась ко мне. То, что случилось дальше, я не могу назвать сексуальным контактом, это была близость, порожденная потрясением, в котором мы оба пребывали. Это был акт не любви, а поддержка друг друга.

Мы успокоились. Нужно было трезво рассмотреть все варианты происшедшего.

Сопоставили время. Я явственно помнил, что Змей появился при лунном свете, глухая темнота пришла позже, когда я уже сидел в лагере.

Я наметил план – расспросы Барбароссы и Локки и анализ результатов. Визит к Упырю. А пока – спать.

Я вернулся в палатку. Локки еще не было. Сон не приходил. В сознании возникали обрывки всех моих приключений в Бучаке, они сплетались в странные узоры из колючей проволоки, которую я должен был разорвать.

Пришел Локка. Я сделал вид, что сплю.

Утреннее занятие опять вел Барбаросса. Он вывесил два рисунка, увидев которые, я испытал очередное потрясение – на них были изображены красный и зеленый змеи. Нужно было пережить их эйдосы, а потом перенести эйдос красного змея на зеленого, и наоборот. Это напоминало предыдущее занятие Доктора.

Надо сказать, что такой интенсивности занятий и притока новых знаний, как тем летом, я никогда не переживал ни раньше, ни в последующие годы. Как ни интенсивна была последующая программа подготовки деев, она все-таки была размеренна и учитывала необходимость приспособления человеческого сознания к обрушивающимся на него изменениям. Как пояснил потом Инструктор, эта интенсивность 1980-го года определялась тем, что на завершение формирования Ночной группы оставалось не более трех месяцев. Я, Кобра, Волк и Паук были последними претендентами на участие в ней.

Обстоятельства вхождения в Ночную группу предопределяют дальнейший способ жизни в мире деев. Эти обстоятельства – «быстрей, быстрей!» – преследовали меня все тринадцать лет подготовительного периода – Нуля. Впрочем, у наших инструкторов – нашей Единицы — в свое время дела обстояли еще хуже. Только Генерал и Толстяк провели в Нуле 13 лет, Доктор хоть и начал практику Нуля в 1967-м, но потом выпал на три года из общих занятий и по-настоящему включился в Нуль лишь в 72-м, а Барбаросса вообще познакомился с Нулем за четыре года до Единицы. У остальных срок Нуля тоже был непозволительно мал – от трех до восьми лет.

Итак, Барбаросса дал задание. Некоторое время я старался подавить лихорадочную скачку мыслей. Змей Черногорца, Голубой Змей в Каньоне и змеи Барбароссы выстраивались в один ряд.

Это не могло быть случайностью. Либо все это было подстроено, и я был лишь зрителем-участником зловещего спектакля, либо на моих глазах действительно происходило нечто выходящее за пределы всех моих прежних представлений о Вселенной, и это было еще страшнее.

Я старался усилить сосредоточение на изображениях и их эйдосах. Наконец мне это удалось, мысли успокоились, нервное возбуждение прошло.

Красный и зеленый змеи действительно отзывались по-разному в разных точках тела. Красный порождал ощущение активности и агрессии. Зеленый – легкую дрожь во всем теле и пустоту под ложечкой. Я постарался воспринять зеленого змея как красного. Вспомнил рекомендацию Доктора видеть одновременно точку вовне и точку в своем воображении и сделал именно так. Зеленый змей был на листке бумаги, а красный – в воображении.

Прошло минут двадцать. Вдруг я ощутил трехмерность цвета. То, что получилось в результате, было одновременно и красным, и зеленым. Мои чувства стали противоречивыми, но цельными. В сознании внезапно вспыхнуло воспоминание о голубом свечении.

Потом картинка пропала, и я ощутил нечто непередаваемо сложное – одновременность страха и активности.

Затем в моем воображении принудительным образом появилась голова сияющей голубой змеи. Из этого состояния меня вывел вопль Кобры. Она смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. Барбаросса подошел к ней, взял за руку, вывел из круга. Потом повернулся к опешившей группе и объявил получасовый перерыв.

Мы сидели втроем на полянке – я, Кобра и Барбаросса. Мы молчали. В сотый раз я задавал себе вопрос, что же происходит с нами. Сошел ли я с ума или действительно столкнулся с чем-то необычным. Кобра, судя по всему, находилась в прострации. Она не отвечала на вопросы.

Прошло полчаса. Подошел очень озабоченный Доктор.

Потом появился Толстяк с сияющей улыбкой до ушей. Доктор сказал:

– Ребята, надо сделать трехдневный перерыв. Купайтесь, развлекайтесь, спите, сколько хотите. Пока с вас достаточно. Не делайте больше ничего.