Она качает головой:

– Нет, думаю, у него есть такая особая черта, которая была бы идеальна для злодея. Типа Саблезубого[18]. Может быть, Ра’с аль Гул[19] или Генерал Зод[20].

– Да ладно, Зод? – переспрашиваю я. – Нет, ты что!

Лола хихикает:

– Люблю, когда ты так говоришь.

– Нет, ты что?

– Ага. Это так… Я даже не смогу воспроизвести звук в конце. Это как четыре гласных одновременно.

– Грубишь, – ласково укоряю ее я.

– Я про твое «о». Каждый раз, когда я пытаюсь скопировать, у меня не выходит как надо. Скажи: «У твоего отсоса мощность пылесоса».

– Я не стану такое говорить, Сладкая Лола.

– Видишь? Вот оно! Луу-о-о-о-о-о-аа-ала, – говорит она, растягивая слово и нарочно сильно артикулируя. – Честно говоря, я даже не знаю, какие буквы ты используешь.

– Да самые обычные, – отвечаю я.

Через некоторое время она начинает потирать затылок.

– Как ты там? – спрашиваю я, убирая руку с ее волос, чтобы растереть ей плечи.

– Моя шея сейчас под странным углом.

– Хочешь, чтобы я подвинулся, или… – начинаю я, но Лола садится, оглядывает диван и встает.

– Может, хм… Передвинься сюда, – просит она, убирает мои ноги со столика и кладет на диванную подушку. – Да, вот так.

Я отставляю попкорн в сторону и делаю так, как она сказала, вытягиваясь на диване. Она нервничает? Или мне так кажется?

Она осторожно ложится на свободное пространство передо мной, прижимаясь ко мне спиной. И да, это тоже ново.

– Ты превратила меня в свою большую ложку, – замечаю я, надеясь как-нибудь ослабить напряжение между нами.

Она тянется назад, чтобы ущипнуть меня за бедро, но я перехватываю ее руку и сам не замечаю, как обнимаю ее. Какое-то время мы лежим в тишине, которую нарушают только звуки фильма, а когда я слегка сдвигаюсь, она переплетает свои ноги с моими.

Да чтоб меня.

Уже не интересуясь фильмом, я закрываю глаза и чувствую, как тону, когда она проводит ногтями по тыльной стороне моего запястья и когда эти замедляющиеся прикосновения становятся все больше похожими на ласки, нежели на случайные касания.

Я был так осторожен с ней, следя, чтобы не стала заметна глубина моих чувств. Не хотел на нее давить и разрушить все, что у нас есть, но прямо сейчас это выглядит, будто мы балансируем на вершине горы, и если достаточно сильно наклонимся в сторону, то соскользнем в нечто потрясающее, в то, чего я хотел и ждал, наверное, долгие годы. Но если для нее это просто дружба и я совершу ошибку, то рухну с вершины в пропасть: и без ее дружбы, и без любви.

Не уверен, что готов так рисковать. Мне нужно позволить ей решить самой.

– Лола? – зову я, и в этих двух коротких слогах я слышу каждый из собственных страхов и сомнений.

От плеч вниз по ее телу прокатывается волна напряжения, после чего она приподнимается и садится.

– Блин, я и не заметила, что уже так поздно, – говорит она и встает с дивана. – Я хотела закончить пару панно. И еще нужно позвонить Остину.

Мне требуется время, чтобы осознать, как быстро сменилась атмосфера.

– Ты можешь позвонить ему отсюда, – предлагаю я, наблюдая, как она рассеянно завязывает волосы в пучок на макушке. Не хочу, чтобы она уходила. – Я не буду тебе мешать.

Она идет на кухню, и мне видна ее тень на стене. Собирая свои вещи, она приостанавливается.

– Это здорово, – как ни в чем не бывало прозносит она. – Но мне в любом случае сначала нужно обдумать, что сказать.

Я стою и жду, пока она берет свои ключи и надевает туфли у двери.

– Напишешь, когда доберешься до дома?

Она кивает и улыбается мне:

– Конечно. И спасибо за ужин.

– Не за что.

Покручивая ключи на пальце, она оглядывается в сторону гостиной.

– Спасибо за большее, чем просто ужин. – Она смотрит на диван, где мы лежали, обнявшись. Там еще витает наше сексуальное напряжение. Интересно, она тоже это видит? – Еще спасибо, что ты такой классный. Понимаю, что моя жизнь сейчас – сплошное сумасшествие, а у тебя полно своих дел. Я ценю, что ты миришься со всем этим и пообнимал меня сегодня.

Я улыбаюсь, но ничего не отвечаю, потому что, вот честно, что тут можно сказать? Что готов мириться с сумасшествием хоть круглые сутки, если оно ее?

Она наконец поворачивается и подходит к двери.

– Ты мое укрытие.

– Меня называли куда хуже, – улыбаюсь я.

Слегка улыбнувшись, Лола встает на цыпочки и, подавшись вперед, быстро целует меня в щеку:

– Спокойной ночи, Оллс.

– Спокойной, Сладкая Лола.

И после этого она уходит.

Чем занимается кое-кто после вечера интимных обнимашек с другом на диване, приехав в свою пустую и холодную квартиру?

Ну первым делом эта кое-кто достает из прикроватной тумбочки вибратор. А на следующий день она направляется прямиком в магазин этого друга и делает вид, что совсем не наблюдает за ним остаток дня.

Если честно, я не знаю, что со мной не так. Меня настолько разрывает между желаниями держать его во френдзоне и немедленно оседлать, что приходится сдерживаться всякий раз при мысли об этом. А сам факт, что вчера Оливер оказался не против объятий и флирта и даже поощрял… Я серьезно не знаю, что делать, потому что, с одной стороны, человек, с которым мне хочется это обсудить, – это и есть Оливер, а с другой – он последний, с кем буду об этом говорить. Мне хочется его подтолкнуть, совсем чуть-чуть, чтобы посмотреть, не изменилось ли что-то между нами и сделает ли он шаг вперед. Просто я никогда не могу точно знать, что происходит у него в голове.

– Ты уже поселилась тут, Лола? – из-за прилавка интересуется Не-Джо, когда я прохожу мимо него в конец магазина. – А то давай я покажу тебе, как заполнять ведомость, а сам пойду забью косячок.

– Я все слышу! – кричит с другого конца магазина Оливер. Он смотрит на меня и слегка улыбается. В этой улыбке тысячи слов, а я не знаю этого языка.

– Преследовать вас обоих – одна из привилегий создательницы комиксов, – отвечаю я, потягиваясь с альбомом в руках и расположившись на новом диване в конце магазина. В последнее время уголок для чтения вечно полон фанаток Оливера и старшеклассников, пролистывающих «Секс-преступников»[21]. – Я могу проторчать тут хоть весь день и смело назвать это исследованием.