Я выбрал эту жизнь, Милли. И должен отказаться от всего этого при первом же искушении?

– Никто ничего не говорил об отказе. Я просто считаю, мой дорогой мальчик, что ты мог бы не терзать себя по этому поводу. Я прожила довольно долгую жизнь, и, поверь мне, когда мужчина и женщина желают друг друга – это наименьший из грехов, что я видела.

* * *

В начале года я разработал программу изучения Библии для мужской группы, и то, что сегодняшний вечер стал началом нашей дискуссии о мужской сексуальности, было лишь ужасным совпадением. Несмотря на практические советы Милли, я провел остаток дня и ранний вечер, взращивая очень жесткую форму ненависти к себе, отжимаясь в своем подвальном спортзале до тех пор, пока не стало тяжело дышать, двигаться или думать и не пришло время отправиться в небольшой класс, отделанный панелями из искусственного дерева, в дальней части церкви.

Я понимал, что Милли пыталась заставить меня чувствовать себя лучше, но я этого не заслуживал. Она не знала, как далеко я уже зашел, насколько серьезно нарушил свой обет. Вероятно, потому, что она никогда бы не предположила, что ее пастырь будет настолько слаб, что действительно пойдет на поводу у своих желаний.

Я энергично потер лицо. «Мать твою, соберись уже, Тайлер, и разберись наконец с этим». Прошло всего несколько недель, а я совершенно не мог взять себя в руки. Что же мне предстояло пережить в течение следующих двух месяцев? В ближайшие два года? Поппи собиралась жить в этом городе, и я ни в коем случае не мог допустить, чтобы то, что произошло сегодня днем, повторилось. Я имею в виду, если Милли, увидев нас вместе всего один раз (при этом мы просто разговаривали в общественном месте), пришла к определенным выводам, то что произойдет, если мы с Поппи действительно начнем встречаться тайком?

Я поднял голову и поприветствовал вошедших мужчин. Из всех групп и мероприятий, проводимых в церкви, я больше всего гордился этой группой. Как правило, женщины были движущей силой посещения церкви, а большинство мужчин приходили на мессу только потому, что этого хотели их жены. И я прекрасно понимал, что после преступлений моего предшественника именно мужчины, у многих из которых были сыновья того же возраста, что и жертвы, будут испытывать глубокий гнев и недоверие, и обычными методами тут не справиться.

Поэтому я тусовался в местных барах и смотрел игры бейсбольного клуба «Роялс». Время от времени с удовольствием выкуривал сигару в городской табачной лавке. Я купил грузовик и организовал охотничий клуб при церкви. И все это время я продолжал открыто говорить о прошлом собственной семьи и обо всех переменах, в которых нуждалась церковь и которые обязательно воплотятся в жизнь.

И постепенно эта группа начала увеличиваться. Раньше ее посещали лишь два старика, которые ходили в церковь так долго, что забыли, как остановиться, а теперь она состояла из сорока человек, начиная с выпускников и заканчивая недавно вышедшими на пенсию мужчинами. На самом деле нас стало так много, что в следующем месяце планировалось открыть новую группу.

Но что, если я сам перечеркнул три года упорного труда? Несколько лет тяжелой работы выброшены на ветер ради получаса с Поппи?

Если я и казался рассеянным, то никто этого не замечал и не комментировал, и мне удалось не запнуться на словах, когда мы читали отрывки из «Второго послания к Тимофею» и «Песнь песней» царя Соломона. По крайней мере, мне это удавалось, пока мы не дошли до одного отрывка из «Послания к Римлянам», вот тогда, во время чтения, я почувствовал, как у меня перехватило дыхание и задрожали пальцы.

«Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но, чтобы сделать оное, того не нахожу… Бедный я человек!»

Бедный я человек!

«Бедный я человек!»

Я приехал в город, страдающий от гнусных действий насильника, и поклялся все исправить. Почему? Потому что, глядя на ночное небо, усыпанное звездами, я чувствовал, что Бог смотрит на меня. Потому что чувствовал Его дыхание, когда ветер ласкал мою шею. Потому что приобрел свою веру ценой большой борьбы и боли, но я знал, что именно вера дает моей жизни новую цель, и не хотел, чтобы неудачи церкви лишили целый город этого дара.

И что я натворил сегодня? Я все это предал. Предал их всех.

Но не из-за этого мои руки дрожали, а горло сжалось. Нет, просто ко мне внезапно пришло осознание того, что я предал самого Бога, возможно, даже больше, чем всех людей в этой комнате.

Мой Бог, мой спаситель. Объект моей непримиримой ненависти после смерти Лиззи, а также божественное присутствие, которое терпеливо ждало моего возвращения несколько лет. Голос в моих снах, который дарил утешение, наставлял и направлял меня. Голос, который указал, что мне нужно делать со своей жизнью, куда отправиться, чтобы обрести покой.

И хуже всего было то, что я знал: Он не злится на меня. Он простил меня еще до того, как это произошло, и я не заслуживал Его прощения. Я заслуживал наказания, града огня сверху, горьких вод, аудита налоговой службы, чего-нибудь… да чего угодно, черт подери, потому что я был жалким, омерзительным, похотливым человеком, который воспользовался эмоционально уязвимой женщиной.

«Бедный я человек!»

Мы завершили библейские чтения, и я машинально убрал кофе с крекером, мыслями все еще утопая в этой новой волне стыда. Мне казалось, что я ничтожество, какое-то ужасное существо, достойное лишь ада.

Мне с трудом удалось пройти мимо распятия по пути в свой дом священника.

VIII

В ту ночью я спал от силы часа три. Допоздна читал Библию, штудируя каждый известный мне отрывок о грехе, пока уставшие глаза не перестали фокусироваться на словах и просто скользили по строчкам, как два магнита с одинаковым зарядом. В итоге я забрался в постель, прихватив с собой четки, и бормотал молитвы до тех пор, пока не провалился в беспокойный сон.

Следующим утром, когда я служил мессу, меня охватило странное оцепенение, и, когда позже я зашнуровывал кроссовки для пробежки, оно по-прежнему не отпускало меня. Возможно, это был недостаток сна или эмоциональное истощение, а может, просто шок от пережитого вчера, который все еще действовал сегодня. Но я не хотел испытывать это чувство оцепенения… Я хотел покоя. Мне нужна была сила.

Выбрав проселочную дорогу за городом, чтобы избежать встречи с Поппи, я преодолел большее расстояние, чем обычно, заставляя себя бежать дальше и быстрее, пока ноги не начало сводить судорогой, а дыхание с хрипом не вырывалось из груди. И, вместо того чтобы сразу отправиться в душ, пошатываясь, я вошел в церковь. Завел руки за голову, чтобы отдышаться, ребра разрывались от боли. Внутри церкви было темно и безлюдно, и я не понимал, почему пришел сюда, а не в дом священника. Не понимал до тех пор, пока, спотыкаясь, не подошел к алтарю и не рухнул на колени перед табернаклем.

Я смиренно склонил голову, коснувшись подбородком груди. Пот лил градом по телу, но мне было все равно. Я не мог заставить себя волноваться об этом и был неспособен определить точный момент, когда мое прерывистое дыхание перешло в рыдания. Но это произошло вскоре после того, как я упал на колени. Слезы смешивались с потом, и я уже не мог отличить одно от другого.

Солнечный свет лился сквозь толстое витражное стекло, расцвечивая яркими узорами скамьи, тело и табернакль, а позолоченные двери переливались более темными оттенками, мрачными и священными, неприступными и непорочными.

Я наклонился вперед, прижавшись головой к полу, пока не почувствовал, как ресницы касаются потертого ковролина. Святой Павел говорит, что нам необязательно вкладывать слова в наши молитвы, что Святой Дух истолкует их за нас. Но в