Вследствие этого произошли изменения в моем мировоззрении. Постепенно я стал понимать, что подобно тому слепому петуху, который, тем не менее, находит, согласно народной пословице, зерна в изобилии, я тоже время от времени нахожу свои зерна. Я понял, что у проблемы лысых большое будущее. Как говорили наши мудрецы — нет дыма без того, чтобы не нашелся человек, заинтересованный в раздувании пламени.

Основные положения кампании по защите волосатых уже могли декламировать наизусть целые группы граждан. И все это благодаря активной деятельности Пепи и атакам на него свободной прессы. Я же все время сохранял необходимую меру объективности, продолжая полагать, что не все лысые так уж отвратительны. Да, есть среди них и те, кто не возбуждают отвращения, поскольку находятся лишь на самых ранних стадиях облысения, а порой и обладают пышной шевелюрой.

Большинство населения страны придерживалось умеренной точки зрения, близкой к моей. После первой волны общественной бури, поднятой статьями Пепи, бесконечные прения наконец утихли. В этих прениях основные утверждения сторон были таковы:

1. Лысина подлежит общественному осуждению.

2. Лысина — это явление негативное, но терпимое.

Однако в обществе довольно быстро возобладало взвешенное мнение, что лысые — это просто неполноценные люди.

Между этими противоречивыми позициями пролегала золотая середина: лысые действительно отвратительны, однако не следует слишком далеко заходить в их осуждении, достаточно лишь констатировать этот факт. Такое отношение основывается на морально-социологическом базисе демократического государства.

Однако вскоре произошли события, которые даже граждан, безразличных к этой проблеме, превратили в убежденных антилысистов.

* * *

Я закончил одеваться и услышал какой-то шум в коридоре. Было солнечное утро. Мне пришлось самому пойти открывать, поскольку вдова Шик не разговаривала со мной уже несколько дней. По-видимому, Артур Мольнар выболтал ей, что тот самый Г.П. из статьи Шумкоти был ее квартирантом. Тогда вдова чрезвычайно разнервничалась и набросилась на меня:

— Этого я от вас никак не ожидала, господин Пинто, — заорала она. — Вы хотите, чтобы бедная вдова вроде меня оказывала вам помощь? Почему мы мне не сказали, что деньги, которые я послала, предназначаются для вас?

— А вы меня не спрашивали, госпожа, — вежливо ответил я. — Кроме того, позволю себе заметить, что вы послали лишь половину моей квартирной платы.

Вдова выпрямилась во весь рост, выражая своим видом презрение ко мне. Тем не менее теперь, когда она выяснила причину конфликта, возникшего между ней и святыми в связи с нарушением ею обета, в ней были заметны признаки облегчения. Еще одной причиной этого облегчения стало то, что теперь она чувствовала себя свободной от обязанности отсылать вторую половину моей квартплаты.

Таким образом получилось, что мне самому пришлось пойти открыть входную дверь вследствие продолжительного звонка. Молодой парень с весьма толстой шеей и с лицом, какое бывает у боксеров в двенадцатом раунде, стоял на пороге.

— Господин Гидеон Пинто?

— Да.

Он тут же стал заталкивать меня двумя пальцами в комнату, не спрашивая моего согласия на свой неожиданный визит:

— Тихо! Я — брат Мици!

Еще в школе мы привыкли в процессе драки угрожать собеседнику: «Погоди, я расскажу своему брату. Он штангист».

Однако, по правде говоря, я и не подозревал, что на свете действительно существуют братья.

— Молодой человек, — пробормотал я, — ваша сестра посоветовала мне по телефону повеситься на ближайшем дереве.

— А вы с ней разговаривали?

— Не с ней…

— А с кем?

А действительно, с кем? Я на минуту задумался и стал ругать себя за глупость. Ибо мне стало ясно как солнце, что я говорил с этой лысой сволочью, Пулицером. Господи, как же я мог подумать, что бедная маленькая Мици…

Сердце мое замерло. А между тем развитие событий не предвещало ничего хорошего. Дело в том, что после того злополучного разговора я был так юл на эту девку за то, что она приняла сторону лысых, что решил отправить ей письмо в качестве ответа на ее проклятия. Я написал тогда маленькой Мици:

«Дорогуша, я без труда могу найти себе жалкую четверть курицы вроде тебя. Таких, как ты, вагон и маленькая тележка!»

Я без труда представил себе, какова была реакция маленькой Мици. Ведь она ничего не знала о подлой беспроводной операции лысого Пулицера. Я даже удивился, что она удовлетворилась направлением ко мне лишь одного брата…

А тем временем мицин родственник с толстой шеей схватил меня обеими руками за грудки:

— Я покажу тебе, кусок дерьма, как писать письма, — проревел он, поднимая меня в воздух. — Никто не имеет права называть мою сестру четвертью курицы!

Я почувствовал, что надо принимать какие-то меры, поскольку, судя по размерам этого парня, звон пощечины может прокатиться по всей комнате эхом и вызвать появление облака дыма. В последнюю минуту я решил, что не стану слепо покоряться создавшейся ситуации, а буду защищаться как настоящий мужчина.

— Извините, но я не писал никакого письма вашей симпатичной сестричке, — заявил я, дабы упредить уже висевшую в воздухе пощечину.

Слава богу, то письмо я не подписал.

Брат Мици сбавил обороты, однако вид его по-прежнему был угрожающим:

— Не ты писал? А кто же?

— Только один подлец мог написать такое мерзкое письмо вашей обаятельной сестре. Это дело довольно туманное.

Парень издал победный возглас.

— Да? — сказал он насмешливо. — А кто же этот таинственный подлец, если не ты сам, а?

— Не знаю.

Мощные руки брата потянулись ко мне.

— Пепи, Пепи написал, — заорал я, — как-то раз он злоумышленно намеревался ущипнуть симпатичный зад вашей уважаемой сестры, но потерпел неудачу в этом мероприятии и поэтому послал ей оскорбительное письмо в качестве мести.

Я же прав, подумал я, и действую правильно. Ведь и Пепи давал в суде ложные показания, так что мы теперь квиты. Он же первый начал. В конце концов, выбора у меня не было…

Парень погрузился в раздумья, а я тем временем перенес тяжесть своего тела на ноги.

— Пепи? — повторил он после длительного размышления. — Да, Мици как-то упоминала, что у входа в контору ею кто-то пытался заняться. Ты уверен, что это Пепи писал?

— Еще бы! Он даже хвастался, что Мици никому не осмелится показать это письмо, и нагло добавил, что теперь госпожа Мици не будет так уж гордиться своим задом.

Выбора у меня не было, мне пришлось сообщить этому парню все необходимые данные, поскольку он все еще сильно нервничал и помигивал в мою сторону с подозрением.