Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вполне, – уверенно отозвался Тимур. – Они и не подумают искать нас неподалеку от большого города. Кроме того, скоро наступят холода… Скажи, как нам уберечься от холода и голода? Если наши слуги иногда будут наведываться на хорезмский рынок, это спасет нас от голодной смерти.
Хусейн запустил пятерню в темно-рыжие волосы.
– А ты прав, – проговорил он после некоторого раздумья. – Ильяс-Ходжи обязательно погонит в горы своих псов.
Широкая улыбка озарила бледное лицо эмира.
– Тогда вперед, – весело сказал он, нащупывая в кармане ценную жемчужину. – Вперед!
Хусейн махнул рукой, и караван медленно двинулся к хорезмским степям. Друзья вскочили на стройных вороных коней и отправились следом.
Глава 13
Черноморск, наши дни
Полиция и «Скорая» приехали одновременно. Понятых тоже нашли быстро – двух студентов с третьего этажа.
Пожилой врач в роговых очках, наверное, еще советского периода, деловито осмотрел труп и заявил:
– Товарищ следователь, черепно-мозговая. В принципе нам и спасать тут некого. Так что вы извините, но меня больные ждут. Давайте бумаги, я все подпишу.
Следователь, майор Геннадий Волошин, высокий, темноволосый, сероглазый, представительный мужчина лет сорока, чем-то похожий на Тома Круза, но не терпевший, когда ему указывали на это сходство, кивнул:
– Да, пожалуйста. Дальше мы сами.
Пока врач общался с оперативниками, совавшими ему какие-то бумаги, Волошин подошел к судмедэксперту Грише Павлову, в свои тридцать пять выглядевшему на двадцать с хвостиком, и произнес:
– Значит, черепно-мозговая.
– Однозначно, – Гриша любил выражаться вычурно. – Ошибиться невозможно. Время смерти – приблизительно вчерашний вечер. Точнее скажу после вскрытия.
– Как всегда, – Волошин улыбнулся. – Ну что ж, пусть санитары уносят тело в морг.
Два совсем молодых парня, видимо, будущие студенты мединститута, ловко запаковали труп в черный мешок и положили на носилки.
К Геннадию подошел оперативник Виталий Бочкин, широкоплечий качок, проводивший все свободное время в спортзале.
– Интересно, кому понадобилось ее убивать? – Он смешно наморщил лоб. – Ну сам посуди, покойная – медсестра в детской больнице. Всю жизнь там проработала, наши уже все пробили. И при чем тут игральная карта, ума не приложу. Бубновый туз – что бы это значило? Сомневаюсь, что покойная баловалась картишками.
Волошин окинул квартиру Марии Петровны внимательным, цепким взглядом сыщика.
– Мы еще не разговаривали с родственниками и соседями, Виталя. Может быть, у этой бабули в мешках под кроватями хранились драгоценности. А карта – это так, для отвода глаз.
Бочкин хмыкнул:
– Ну ты и скажешь!
– А что? – Глаза Геннадия загорелись. – Разве ты знаешь мало подобных случаев?
Виталий пожал своими широкими плечами:
– Действительно, мало.
Взгляд оперативника скользнул по старому красному ковру на стене, по стертым половичкам, мебели пятидесятых годов…
– Что-то не похоже, чтобы здесь хранились золото-бриллианты.
Второй оперативник, Паша Цеков, худощавый и тщедушный по сравнению с коллегой-культуристом, вышел из спальни Марии Петровны и сразу бросил:
– Там обстановка еще беднее. Кровать, тумбочка – и все. Ты, Гена, кажется, про драгоценности говорил… Но я даже мобильный не нашел. Выходит, не было у старушки мобильного…
Волошин покачал головой и сморщил римский нос.
– Это вряд ли, Паша. Ну, сам подумай: покойная работала в больнице. Горячее место, согласись. У медсестер должны быть телефоны. Да и не только у медсестер. Скажи, у кого их сейчас нет. Впрочем, кое-что мы сейчас выясним, – он встал навстречу пожилой женщине, соседке покойной, и указал на стул с высокой потертой спинкой:
– Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.
Женщина закатила глаза и скорее упала, чем села. По морщинистым щекам потекли крупные слезы.
– Значит, правда, что Машу убили, – тихо сказала она. – А я не верила…
– Почему же? – поинтересовался Волошин, и соседка горестно воскликнула:
– Да хороший она была человек. Всем помогала. И у кого только рука поднялась?
Геннадий придвинул к себе бумагу и посмотрел на женщину:
– Представьтесь, пожалуйста. Все, что вы сейчас мне скажете, будет записано.
– Федотова я, Лидия Ивановна, – пожилая дама быстро закивала: – Это хорошо, что ты запишешь. Надеюсь, мои показания помогут этого негодяя скорее к ответственности привлечь. Жаль, смертную казнь отменили…
Следователь распорядился принести Лидии Ивановне воды, а сам принялся тщательно записывать каждое слово.
Соседка действительно рассказала ему много интересного. Муж Марии Петровны умер молодым, лет в сорок с лишним, – инсульт. Женщина осталась одна с сыном-выпускником.
И ведь сумела дать ему образование, да еще какое… Миша поступил в высшую мореходку – он грезил о ней со школьной скамьи – и вот уже несколько лет ходил в рейсы капитаном. Кстати, сейчас сын тоже отсутствовал.
– Сын – капитан дальнего плавания, а мать жила в маленькой квартирке с допотопной мебелью, – заметил Виталий и фыркнул.
Это разозлило словоохотливую женщину.
– Эх, молодежь, молодежь, – горестно проговорила она, – ничего-то в этой жизни вы не понимаете. Вам бы только оболочку красивую, – Лидия Ивановна перевела дух. – Да предлагал ей Миша переехать в другую квартиру с евроремонтом, а Маша упиралась: дескать, тут все родное, а там – нет. Тогда Мишка решил здесь евроремонт сделать, а Маша опять заартачилась.
– Я эти обои с твоим отцом клеила, царствие ему небесное. Гляжу вот на них и о нем вспоминаю… Ни за что не дам их со стены сорвать.
– Так и ушел сынок ни с чем. Кстати, из рейса он дорогие шмотки привозил, матери пытался норковую шубу подарить. Она и от нее отказалась. Дескать, Черноморск – город южный, морозы редкость, зачем ей шуба? Даже деньги у него не брала, утверждала, что ей хватает: и пенсия, и зарплата. Наташка-то этому радовалась.
– А кто такая Наташка? – вскинул голову Геннадий.
Лидия Ивановна хлопнула в ладоши и скривилась:
– Счастливые вы, что это стерву не знаете. Женушка это Мишина, невестка Машина. Такая стерва, что ни в сказке сказать, ни пером описать. –