открытия новых филиалов, так и в плане торговли новыми товарами. То же самое происходило и с его сыновьями. Абдалла был рядом с отцом в Бомбее, организовывая расширение и налаживая отношения с торговцами и агентами посредством бесконечной переписки. Элиас остался в Китае, расширяя сеть поставщиков опиума и розничных торговцев, которые менее чем за два десятилетия превратили семью из новичков в крупных игроков в торговле. Не менее эффективно Дэвид устроил Сассуна Дэвида (С.Д.), своего третьего сына и первого от второго брака. С.Д. был интересным персонажем. Как и все сыновья Дэвида, он был отправлен за границу на стажировку - в его случае в Багдад, где его познакомили с женщиной, на которой он должен был жениться, а затем в Шанхай. В 1858 году, в возрасте двадцати шести лет, он стал первым членом семьи Сассунов, переехавшим в Лондон, создав третий центр в сети компании. Лондон был не только столицей Британской империи, но и стал финансовым центром мира, и семье было необходимо присутствие в нем.

В отличие от своих братьев, С.Д. любил природу, собирал книги и погрузился в изучение Талмуда. Наблюдатели считали его "пионером Дома Сассун в Англии" и тем, кто заложил основу для последующего успеха его братьев и сестер. Высокий и худой, он не отличался таким крепким здоровьем, как его братья. Его считали мечтателем и интровертом - противоположностью своему брату Рубену, - хотя он был трудолюбив. Он любил писать и редактировал первое в Бомбее периодическое издание на еврейском диалекте багдади, демонстрируя журналистские наклонности, которые однажды унаследует его дочь. В Лондоне он установил ровные отношения с ланкастерскими промышленниками, жаждавшими покупать хлопок-сырец и продавать взамен текстиль, и компаниями, базирующимися в лондонском финансовом районе Сити, заинтересованными в поставках чая, шелка и металлов, а также завязал связи с британскими политиками и представителями аристократии. Отзыв С.Д. из Шанхая и отправка его в Лондон оказались мастерским ходом со стороны Дэвида. В течение следующего десятилетия бизнес в Лондоне расширился настолько, что Рубен, который в то время был учеником в Китае, был отправлен на сайт , чтобы помочь справиться с огромным количеством сделок. Интуиция, а также необходимость сбора информации побудили его отправить Элиаса в Китай, а затем отправить С.Д. в Англию. Младший брат Рубена Сулейман последовал за своими братьями и сестрами в Гонконг и Шанхай, но так и не отправился на запад. В этом он был необычен.

Историк Сугата Бозе заявляет: "За единственным исключением Сассунов, ни один из азиатских капиталистов-посредников не смог пробиться на арену высоких финансов в колониальную эпоху". Он утверждает, что в отличие от большинства индийских, китайских и багдадских еврейских капиталистов, которые стремились в основном контролировать базарную экономику Индийского океана, только Сассуны "смогли проникнуть в эшелоны высших финансов в Лондоне, начиная с середины 1850-х годов". Дэвид также мудро менял своих сыновей местами, делая братьев взаимозаменяемыми, что позволяло всем им как семье реагировать в полную силу в кризисные времена. В течение следующих трех десятилетий большинство сыновей Дэвида и их семей перебрались в Англию. Его внукам будет неинтересно жить в Индии или Китае, а прямая связь с багдадскими корнями и языком будет прервана. Дэвид не мог этого предсказать, но он сам привел процесс в движение. В 1861 году он профинансировал для С.Д. приобретение поместья в Суррее, в семнадцати милях от Лондона, стоимостью 48 500 фунтов стерлингов (около 5 миллионов фунтов стерлингов сегодня). Эшли-Парк, как называли это поместье, на десятилетия вперед станет одним из самых заметных символов богатства семьи и ее меняющихся устремлений.

 

ТОРГОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ

Первая половина 1860-х годов стала для бизнеса Дэвида периодом интенсивного развития. После легализации потребления опиума в Китае британцы стремились получить как можно больше доходов от продажи наркотика. Правительство Индии решало, сколько опиума поставлять на рынок и сколько земли отводить под его выращивание. Если правительство обнаруживало спад производства, оно повышало цену на опий-сырец, чтобы стимулировать его. Во второй половине XIX века опиум был самым ценным импортом в Шанхай: в 1865 году его стоимость составила около 16,4 миллиона таэлей (около 1,7 миллиона фунтов стерлингов или 8,5 миллиона долларов в то время). По мере того как опиум становился все более распространенным в Китае, он стал использоваться китайскими лавочниками в качестве валюты и платежного средства.

Утверждают, что "без наркотиков, возможно, не было бы Британской империи". Конечно, число имперских подданных, вовлеченных в торговлю, росло и росло. Поскольку торговцы в Бомбее и Калькутте стремились получить большую долю прибыли, все больше фирм вслед за Сассунами предлагали фермерам ежегодные денежные авансы, чтобы обеспечить стабильные поставки. К 1860-м годам по всей стране мак выращивали примерно 1,5 миллиона мелких крестьянских хозяйств, которые доставляли сырой урожай в ближайший государственный офис. Работа была тяжелой, а безопасность, которую обеспечивали авансы, не означала, что крестьяне не подвергались эксплуатации. Недавнее эмпирическое исследование показало, что многие "крестьяне производили опиум себе в убыток" и продолжали заниматься этим "не приносящим дохода делом" из-за отсутствия альтернатив. Как только они соглашались на авансы, предлагаемые торговцами и правительством, они "попадали в паутину договорных обязательств, из которой было трудно выбраться". Некоторые авторы подчеркивают важность опиума для индийского крестьянства и его вклад в сельское хозяйство. " Истинные преимущества выращивания мака заключались не в чрезмерных денежных прибылях, а в безопасности и снижении рисков в обмен на четырех-пятимесячную работу, требующую больших усилий".

Когда спрос и конкуренция на индийский опиум возросли, Сассуны даже обратили внимание на зарубежные страны, чтобы разнообразить свою цепочку поставок, дополнив торговлю опиумом из Мальвы и Патны его персидскими и турецкими аналогами. В письме из Пуны в Бушир (город, куда семья бежала из Багдада и где прожила год до переезда в Бомбей) Абдалла жаловался одному из служащих, что цены на персидский опиум низкие и что китайцы предпочитают индийские товары. Ежегодный отчет Бомбейской торговой палаты подтвердил, что в порт прибыла только одна значительная партия персидского опиума, и то через Сингапур. В отчете указывалось, что "господа Д. Сассун, сыновья и Ко до сих пор были главными отправителями". В последующие десятилетия, когда спрос еще больше возрос, персидский опиум стали продавать по всему Китаю.

Продажа опиума в Китай требовала глубокого знания рисков, связанных с валютными операциями, особенно с особенностями серебра. Китайцы настаивали на оплате серебром, и процветание страны в XVII веке было отчасти обусловлено его притоком. Для иностранных торговцев все усложняла так называемая биметаллическая денежная система Китая, в которой использовалось как серебро (в виде слитков, называемых сичи), так и медь (круглые монеты с