— Ты говоришь совсем как ее отец. Я слышал однажды, как он говорил точно то же самое.

— О, смотри-ка! — воскликнул вдруг Пол. Он бросил недокуренную сигарету на тропинку и затоптал ее ногой. — А вот и Тоби!

В самом деле, из дверей кабинета под руку с Софи медленно и торжественно, словно на свадьбе, появился Тоби.

— Господи, ну что за сука! — с отчаянием в голосе простонал Пол.

— И не говори. Я ее ненавижу.

— Главное, действительно потрясающая девушка. Красотка писаная, да еще и талантливая актриса!

— Верно.

Пол окинул его взглядом, ясно говорящим: «Ах ты простофиля!»

— Дорогуша, да не принимай ты это за чистую монету! Все эти фрукты просто корчат из себя недотрог, а на самом деле у каждого есть цена. Подкарауль Тоби часа в два ночи, да чтоб он перед этим уговорил бутылочку бренди, — и делай с ним, что тебе вздумается!

Вообразив себе эту картину, Ник вдруг ощутил такое острое, почти болезненное возбуждение, что с трудом удержал на губах улыбку. Старина Полли знал, чем его пронять.

— Боюсь, здесь скорее женский праздник, — проговорил он наконец.

И действительно, по мере того как удваивалась и утраивалась толпа гостей, все сильнее ощущался в воздухе запах сексуальной охоты. Парни — в основном оксфордские однокашники Ника, все в строгих черных костюмах и белоснежных рубашках, — робко поглядывали на политиков и телезвезд, с переменным успехом изображали взрослых, серьезных и целеустремленных. К девушкам старались без особой нужды не приближаться. Казалось, сам викторианский особняк, с холостяцким крылом и комнатами для курения, призывает их к сдержанности. Иначе держались девушки: разряженные в шелка и бархат, с кричащим макияжем, они наслаждались новообретенной силой и властью и, чем темнее и прохладнее становилось вокруг, тем демонстративнее и настойчивее искали себе пару.

— Да, хочу тебя предупредить, — сказал Пол, — Уани Уради обручился.

— Да что ты! — воскликнул Ник.

Обручился?! В мечтах Ник готовил ему — и себе — совсем иное будущее.

Уани, приветливый, с открытой улыбкой, очень богатый и красивый, словно Иоанн Креститель с полотна гениального итальянского мастера, написанного по заказу папы-гомосексуалиста, был сыном владельца сети универсамов «Майра», и всякий раз, забегая в «Майра-март» купить бутылку молока или плитку шоколада, Ник ощущал легкое волнение от того, что отдает свои деньги Уани.

— Он, наверное, тоже сегодня приедет, — сказал Ник.

— Уже приехал, ягодка наша сладенькая. Я видел у ворот его кошмарный «Мерседес».

«Фруктами» и «ягодками» Полли именовал всех, кто соглашался с ним спать, однако Ник точно знал, что с Уани у Пола ничего не было. Уани, как и Тоби, оставался для них в области чистой фантазии, которая от недосягаемости объекта только выигрывает. Но теперь Ник переживал потерю Уани так остро, как будто в самом деле мог на что-то надеяться. Он словно видел, как от платформы, точно по расписанию, отходит Большой Гетеросексуальный Экспресс, а в нем, в вагоне первого класса, почти все его друзья… И что ему остается? Четверть часа с Лео в парке, возле компостной кучи, — да и то если повезет.

— А есть здесь геи, кроме нас? — спросил он.

— Сомневаюсь, — ответил Пол, поскучнев: перспектива провести всю ночь в обществе Ника его явно не радовала. — Боже ты мой! Смотри-ка! Да ведь это министр внутренних дел! Бегу, бегу, бегу к нему. Как я выгляжу?

— Потрясающе, — заверил Ник.

— Отлично!

И, пригладив волосы, словно мальчишка перед школьным балом, с возгласом «Девушки, вперед!» Пол рванул к той группе гостей, где Джеральд представлял министру своего сына. Покрутившись вокруг этой компании, Полли бесцеремонно протолкался внутрь; Ник успел приметить на его лице выражение совершенно искреннего восторга, а потом толпа скрыла его от глаз.

— Какой он? — спросил Рассел. — В смысле, папаша. Что он любит?

Он снова перевел взгляд с Кэтрин на другой конец стола, на Джеральда. Тот улыбался какой-то блондинке, но вид имел занятой и сосредоточенный, как и подобает оратору за пять минут до выступления. Ужин, накрытый в большом зале, подходил к концу, и гости уже начали проявлять нетерпение.

— Вино, — ответил Ник.

В голове у него слегка шумело от шампанского, однако он понимал, что с Расселом откровенничать не стоит.

— Любит вино, — повторил он, вертя в руках бокал. — И свою жену… и…

— Власть, — бросила Кэтрин.

— Власть… — Ник кивнул, занося в список и этот пункт. — Еще обожает уэнслидейлский сыр. И музыку Рихарда Штрауса.

— Это хорошо, — заметил Рассел. — Я тоже Рихарда Штрауса люблю.

— А я предпочитаю уэнслидейлский сыр, — ответил Ник.

Секунду Рассел смотрел на него так, словно не понял шутку или почуял в ней что-то для себя оскорбительное; затем натужно улыбнулся.

— Выходит, он персонаж абсолютно положительный. Никаких порочных пристрастий.

— Кроме любви к власти, — повторила Кэтрин. — И к длинным речам. — В это время шум голосов и звон посуды на мгновение затих, и ее голос прозвучал громко и ясно: — Он обожает толкать речи.

Ник отодвинулся от стола, чтобы видеть и Джеральда, и Тоби — тот покраснел и оглядывался кругом с вымученной улыбкой. Ему предстояли нелегкие десять минут, и Ник улыбнулся ему, от всей души мечтая помочь, но, увы, здесь ничего не мог поделать. Он и сам содрогался, думая, что, возможно, ему, как другу именинника, тоже придется что-то говорить.

Джеральд нацепил на нос очки с полукруглыми стеклами, которыми пользовался лишь в исключительных случаях, и поднял перед собой, на расстоянии вытянутой руки, маленькую картонную карточку.

— Ваша светлость, милорды, леди и джентльмены, — начал он с традиционной формулы, произнеся ее с иронической небрежностью, однако напомнив слушателям, что здесь присутствуют герцогиня с сыном, лорд Кесслер и молодой лорд Шептон, добродушный толстяк, приятель Тоби по Клубу мучеников. — Дорогие гости, родные и друзья! Я очень счастлив видеть вас всех сегодня здесь, в этой великолепной обстановке, и прежде всего хочу поблагодарить Лайонела Кесслера за то, что он согласился не только впустить к себе в дом толпу студентов, но и выставить на стол свой всемирно известный фарфор. Что ж, как гласят плакаты в «Селфридже», за разбитую посуду платят посетители.

Послышалось несколько смешков, однако Нику показалось, что последняя фраза прозвучала не к месту.

— Мы польщены присутствием на нашем празднике государственных мужей и звезд экрана, и, думаю, Тоби особенно рад тому, что многие члены правительства ее величества сочли возможным для себя приехать сюда. Моя остроумная дочь недавно заметила, что у нас, мол, «будет не вечеринка, а вечернее заседание Кабинета».