— Вы бы точно так же хохотали, если бы он выколол мистеру Тамму глаз?

На что Падж ответил:

— Так точно, — и еще сильней расхохотался.

Но самое поразительное, пожалуй, произошло, когда гости расходились, ибо мистер Бульвер-Сеттер сказал:

— Спокойной ночи, мистер Путер. Рад, что вам понравились мои подражания. Завтра вечером я захвачу с собой новый грим.

24 ноября.

Отправляясь в город, забыл носовой платок. Такое со мной случается уже второй раз на неделе. Боюсь, у меня слабеет память. Не будь этой истории с Дейзи Матлар, я написал бы мистеру Бульвер-Сеттеру, что якобы сегодня вечером меня не будет дома, — впрочем, он, кажется, такого сорта юноша, что все равно пришел бы.

Добрый старый Туттерс явился вечером; но Тамм прислал записочку, выражая надежду, что я извиню его отсутствие, и это меня просто насмешило. Он прибавил, что шея у него все еще болит. Пришел, само собой, и мистер Бульвер-Сет-тер, но Люпин так и не объявился, и вообразите себе мое крайнее неудовольствие, когда опять притащился этот Падж, даже и без сопровождения Тамма. Я был ужасно зол, и я сказал:

— Мистер Падж, какой сюрприз.

Милая моя Кэрри, избегая трений, сказала:

— Ах, верно, мистер Падж решил глянуть на новый ирвинговский грим.

Мистер Падж сказал:

— Так точно, — и опять занял самое лучшее наше кресло и не вставал с него весь вечер.

Единственное мое утешение — Падж не ужинает. Так что гость он не разорительный, однако надо будет переговорить о нем с Таммом. Подражания Ирвингу и разговоры о нем заняли весь вечер, и мне, признаюсь, было ужасно скучно. Один раз завязался довольно жаркий спор. Затеял его Туттерс, объявив, что мистер Бульвер-Сеттер не только похож на мистера Ирвинга, но, по его мнению, равен ему талантом, если его не превосходит. Я рискнул возразить, что все это лишь подражание оригиналу.

Люпин объявляет: «Мистер Генри Ирвинг!»

Туттерс заявил, что иные подражания, безусловно, могут превосходить оригинал. Я ему ответил, по-моему, очень тонко:

— Но без оригинала не может быть и подражания.

Мистер Бульвер-Сеттер тут сказал уж совершенно нагло:

— Прошу не обсуждать меня в моем присутствии, а вам, мистер Путер, я бы посоветовал впредь говорить о том, о чем вы можете судить.

На что Падж ответил:

— Так точно.

Милая Кэрри спасла положение, вдруг заявив:

— А я буду Эллен Терри.[3]

Подражание у моей милой Кэрри вышло ничуть не похоже, зато она так была естественна и весела, что неприятный спор улегся сам собою. Когда они уходили, я с большой определенностью заявил мистеру Бульвер-Сеттеру и мистеру Паджу, что завтра вечером нас не будет дома.

25 НОЯБРЯ.

Получил длинное письмо от Сеттера относительно наших вчерашних разногласий. Был страшно зол и написал в ответ, что, возможно, в вопросах сцены я не большой знаток, быть может даже и прямой профан, но они меня нисколько не занимают, и я решительно отказываюсь быть втянутым в спор на эту тему, пусть и под угрозой разрыва дружеских сношений. Никогда еще не писал я столь решительного письма.

Возвращаясь домой в обычный для субботы час, близ Арки наткнулся на Дейзи Матлар. У меня екнуло сердце. Я через силу поклонился, она же притворилась, будто не заметила меня. Вечером меня сильно раздосадовала прачка, приславшая непарный носок. Сара говорит, мол она «слала ей две пары, а прачка спорит, что будто было всего полторы». Я сообщил об этом Кэрри, но она ответила как-то даже ворчливо:

— Мне надоело ее урезонивать; лучше пойди и переговори с ней сам. Вон она, там стоит.

Так я и сделал, но прачка объявила, что всего лишь этот непарный носок нам и был отослан.

Тамм, в это время проходя мимо, не нашел ничего лучше, как прислушаться к нашему разговору и даже в него вмешаться. Он сказал:

— Не выбрасывайте этот лишний носок, старина. Сделайте доброе дело, презентуйте его какому-нибудь бедолаге с единственной ногой.

Прачка захихикала как дура. В негодовании, я пошел наверх, с целью пришпилить свой воротник, ибо сзади на рубашке у меня отлетела пуговица!

Когда я вернулся в гостиную, Тамм пересказывал Кэрри свою идиотскую шутку насчет лишнего носка, и она покатывалась со смеху. Возможно, мое чувство юмора мне изменяет. Я со всею откровенностью высказался на счет Паджа. Тамм сказал, что раньше только однажды его видел. Их познакомил общий приятель, и поскольку он (Падж) «выставил» славный обед, Тамму захотелось его хоть как-то отблагодарить. Нахальство Тамма, по-моему, переходит все границы. Я не успел ему ответить, тут как раз пришел Люпин, и Тамм, увы, осведомился о Дейзи Матлар. Люпин заорал:

— Не суйтесь не в свое дело, сэр! — и выскочил из гостиной, хлопнув дверью. Весь остаток вечера только и было — Дейзи Матлар, Дейзи Матлар, Дейзи Матлар. О Господи!

26 НОЯБРЯ.

Воскресенье. Викарий произнес славную проповедь — да, очень, очень славную. Наружность у него не столь впечатляющая, как у нашего доброго старого отца-настоятеля, зато проповеди впечатляют куда больше. Случилось одно пренеприятнейшее обстоятельство, о котором я должен упомянуть. Миссис Гриб, дама высшего общества, которая живет в шикарном доме на Кэмден-Роуд, остановилась, чтобы со мною побеседовать, когда все мы расходились от обедни. Должен признаться, я был польщен, она такая высокочтимая особа. Полагаю, она меня заприметила потому, что я так часто ношу блюдо для пожертвований, вдобавок же она сидит всегда у самого прохода. Дама она весьма влиятельная, и, надо думать, намеревалась мне сообщить нечто чрезвычайно важное, но, к несчастью, едва она открыла рот, поднялся ужасный ветер, сорвал с меня шляпу и погнал на середину дороги.

Мне пришлось бежать за шляпой и прилагать немалые усилия, чтоб вновь ее обресть. Когда же наконец я в этом преуспел, я обнаружил, что миссис Гриб проследовала далее со своими важными друзьями, и я чувствовал, что едва ли мне удобно будет к ней подойти, тем более, когда шляпа моя вся заляпана грязью. Не могу описать, как я огорчался.

Вечером (воскресным вечером, между прочим) я получил наглое посланье от мистера Бульвера-Сеттера следующего содержания:

«Милейший мистер Путер, хоть я моложе вас на двадцать-тридцать лет, — по каковой причине вы могли бы иметь куда более долгий опыт изучения нравов и обычаев на нашей маленькой планете, — однако я отнюдь не соглашусь отстать от вас в глубине понимания иных предметов, ибо колеса вашей жизни вращаются, я полагаю, не столь же скоро, сколь у вашего покорного слуги и автора сих строк. Известно, что добрый конь, бывало, и обгонял степенный экипаж.