Я сказал, что рад это слышать.

Люпин сказал:

— Да он десять тыщ откинул Дейзи и столько же Лилечку. В любое время, если мне потребуется капиталец, только за день ему свистни, и он выложит пару тыщ, а твоего Джокера он может купить со всеми потрохами.

Впервые в жизни возвращаясь домой в карете, я склонен был согласиться с радикалами в том, что деньги несправедливо распределены.

Прибыв домой в четверть двенадцатого, мы увидали дрожки, которые два часа меня дожидались с письмом. Сара заявила, что не знала, что делать, поскольку адреса мы ей не оставили, куда идем. Я дрожал, распечатывая письмо, страшась найти в нем дурные вести о мистере Джокере. В письме было: «Милый мистер Путер, без промедления отправляйтесь в гостиницу Виктории. Важно. Искренне ваш Хардфур Хаттл».

Я спросил кучера, не поздно ли ехать. Кучер отвечал, что никак не поздно; что ему велено, если меня не застанет, ждать, покуда ворочусь. Я устал ужасно, мне очень хотелось спать. До гостиницы добрались мы в без четверти двенадцать. Я извинился за столь поздний мой приезд, но мистер Хаттл сказал:

— Чего там. Заходите, скушайте немного устриц.

Так и чувствую, как колотится мое сердце, когда пишу эти строки. Короче говоря, мистер Хаттл мне сообщил, что у него в Америке есть богатый друг, который хочет предпринять что-нибудь крупное в нашем деле, и мистер Франчинг упомянул ему мое имя. Мы это обсудили.

Если, дай-то Бог, дело увенчается успехом, я смогу с лихвою возместить моему доброму патрону убытки, понесенные им в связи с утратой мистера Буль-Батона. Мистер Хаттл еще раньше сказал:

— Славное четвертое[10]— для Америки счастливый день. И покуда еще не пробило двенадцать, давайте его отпразднуем стаканчиком самого доброго вина, какое я мог здесь раздобыть, а так же выпьем за успех нашего небольшого дельца.

От всей души надеюсь, что это нам принесет успех.

Было уже два часа, когда я вернулся домой. Хоть и устал безмерно, я спал только урывками, и то мне снились сны.

Мне все снились мистер Джокер и мистер Хаттл. Этот последний был в прекрасном дворце, и на голове его была корона. Мистер Джокер дожидался в комнате. Мистер Хаттл все снимал с себя корону и передавал мне, называя меня при этом «Президент».

Он, кажется, совсем не замечал мистера Джокера, как я его ни умолял отдать корону моему доброму патрону. Мистер Хаттл все повторял: «Нет, это Белый Дом в Вашингтоне, и вы должны надеть свою корону, мистер Президент».

Мы все хохотали долго и очень громко, пока у меня не заболело горло, и я проснулся. Опять заснул и видел тот же сон.

Один из счастливейших дней моей жизни

10 ИЮЛЯ.

От волнений и тревог я за последние дни едва не поседел. Пока еще ничего не решилось. Завтра кости будут брошены. Я написал длинное письмо Люпину — то был мой долг — относительно его внимания к миссис Шик, ибо опять они прикатили к нам в карете.

11 ИЮЛЯ.

Слезы мне слепят глаза, когда записываю мой разговор сегодня утром с мистером Джокером. Обращаясь ко мне, он сказал:

— Верный мой служащий, не буду останавливаться на той важной услуге, которую вы оказали нашему учреждению. Все благодарности здесь будут слишком слабы. Лучше переменим материю. Довольны ли вы своим домом и нравится ли вам его месторасположение?

Я ответил:

— Да, сэр. Я люблю свой дом, люблю окрестности, и никак бы не хотелось мне оттуда съезжать.

Каково же было мое удивление, когда мистер Джокер сказал:

— Мистер Путер, я выкупаю этот дом и его презентую честнейшему, достойнейшему из всех людей, каких, волею судеб, мне приходилось встречать на своем пути.

Он пожал мне руку и сказал, что, он надеется, мы с супругой еще много лет будем пользоваться благами этого дома. Сердце мое было так полно, что я даже не мог благодарить, и, видя мою растерянность, этот добрый человек сказал:

— Можете ничего не говорить, мистер Путер, — и покинул присутствие.

Я послал депешу Кэрри, Тамму и Туттерсу (никогда еще я не позволял себе такого) и пригласил своих друзей к себе на ужин.

Когда я пришел домой, Кэрри плакала от радости, и я послал Сару к бакалейщику за двумя бутылочками «Братьев Джексон».

Вечером явились оба моих дорогих друга, а с последней почтой пришло письмо от Люпина. Он писал:

«Милый старый мой папан. Держись. Опять твой нюх тебя подвел. Я помолвлен с Лилечком.

В четверг не сообщал, потому что тогда еще дело не решилось наверное. Свадьба в августе, и в числе гостей мы надеемся видеть обоих твоих старых друзей Тамма и Туттерса. Всем привет от все того же старого доброго Люпина».