Как бы то ни было, Антон Григорьевич Краснов не был ему чужим человеком, и, конечно же, выслушать его, хотя бы ради того, чтобы почтить память отца, Константин Дмитриевич был обязан.

— Костик! — услышал он в трубке невеселый голос старика. — Я не отвлек тебя ни от чего? Ты не думай, я еще все пока понимаю, я много времени у тебя не отниму…

— Да что вы, что вы, Антон Григорьевич! Я всегда рад вас слышать. Как вы себя чувствуете?

В трубке возникла пауза, сопровождаемая каким-то скрипом, каким-то кряхтеньем.

— Эх, Костя, неважно я себя чувствую, годы, мальчик, годы берут свое… Тебе этого еще не понять… Но давай не будем о моих болячках, ладно? Я ведь сам, можно сказать, судейская крыса, знаю, что такое заместитель Генпрокурора, да еще в такое смутное время…

— Ну уж, вам ли про время-то? — засмеялся Константин Дмитриевич. Разве нашу смуту с вашей сравнишь? Ну, так что вас заставило мне позвонить? Ведь не просто желание поговорить о том, что было раньше и что сталось теперь, верно?

— Ох, Костя… Ограбили меня… Понимаю, что не совсем по адресу, да больше мне вроде и кинуться не к кому… Как будто кто-то знал, что я больной, что я одинокий… Я думаю, пришли ночью, сволочи, а я после уколов — как в беспамятстве сплю… И, главное, что взяли-то! Не деньги… взяли несколько книг, понимаешь? И, главное, у меня даже нет сил проверить, сколько именно их пропало.

— Это что — очень дорогие книги? — сочувственно спросил Меркулов.

— Целое состояние, Костя. Но разве в цене дело? Ведь книги — они для меня как дети. — Он чуть не плакал. — Прости, что отвлекся… Я пока обнаружил пропажу четырех, но таких ценных, что нисколько не удивился бы, если бы оказалось, что больше вообще ничего не украли! Однако украли и еще, и я даже не знаю, как с этим быть и как тебе рассказывать. — Теперь слезы в словах старика звучали совершенно явственно.

— Ну расскажите как-нибудь, — поморщился Меркулов, показывая Турецкому глазами: извини, мол, бывает. Старик со своей обстоятельностью явно не вписывался в их напряженную жизнь. — Надеюсь, я пойму.

— Ты слышал, наверно, о папке из бременского Кунстхалле? Уже, кажется, все газеты писали, по телевизору показывали…

— Что-то вроде слышал… А, про капитана, который привез в качестве личного трофея папку рисунков Дюрера… Дюрера, кажется, да?

— Совершенно верно. Ты, Костик, правильно все вспомнил. Так вот, про это, конечно, никто не пишет и по телевизору не показывает, но два рисунка из этой папки в свое время оказались у меня. Не спрашивай меня как, хорошо? Главное, когда я услышал, что есть намерение передать рисунки немцам, то приготовил свои, чтобы переслать их в Министерство культуры, имея в виду, что их присовокупят… Так вот, конверт с этими рисунками Дюрера пропал тоже!

— Подождите, подождите, Антон Григорьевич, — вдруг проснулся в Меркулове сыщик. — Почему вы решили, что вас именно обокрали? Ну, убирались и переложили с места на место… И потом, даже если принять версию, что вас обокрали, — почему вы считаете, что если вас обокрали, то это произошло только что? — Вопросы эти имели и второй, скрытый смысл: послышалась ему в жалобе Антона Григорьевича какая-то старческая мнительность. Конечно, вслух бы он этого не сказал, но не подумать не мог: возраст у человека, голова уже не та, мало ли что там могло произойти на самом деле…

Но Антон Григорьевич тут же и развеял эти его сомнения.

— Ты понимаешь, Костик… замки! Замки у меня старые, несовременные. Один — типа английского, сам защелкивается, как в «Двенадцати стульях». А второй — только ключом. Хоть изнутри, хоть снаружи, но только ключом. За мной тут женщина одна присматривает, соседка… Ну, это неважно. Так вот, она утром пришла, а замок открыт. Она мне сразу сказала, да я как-то значения не придал, а потом, как пропажу-то обнаружил — вспомнил…

— А как вы ее обнаружили?

— Да все конверт этот с рисунками… Он у меня в шкафу стоял, где самые ценные экземпляры…

Старик снова был готов рассказывать о том, как он относится к своим сокровищам. Константин Дмитриевич пресек этот позыв на корню:

— А не могло так получиться, что замок просто не закрыли?

— Могло, конечно, — не стал спорить старик. — Но мы с соседкой уже посмотрели, хотя ты даже не представляешь, Костик, каких трудов мне после уколов стоит добираться до двери… Так вот, рядом с этим замком — следы взлома. Орудовали, похоже, фомкой, каким-нибудь ломиком. Ответная часть замка выдрана чуть ли не с мясом… Просто ужас, какое время настало, Костик… Никогда так не было, честное слово…

— Так, насчет взлома вы меня, пожалуй, убедили, дядя Антон, не обижайтесь — профессия такая, все на зуб пробовать. Да что я вам объясняю… Теперь вот вы что еще мне скажите, только опять же умоляю вас не обижаться… Почему бы вам не обратиться для начала, скажем, в местное отделение милиции? В свое? А я бы им позвонил, проконтролировал, чтобы все было как надо. А? Только поймите меня, дядя Антон! Я вовсе не отказываю вам в помощи, упаси господь! Но я же прокурор, а здесь нужен нормальный следователь, «с земли», как мы говорим. Он мигом включится в дело, выявит всех, кто мог оказаться причастным… А может, и как-то иначе, по своим каналам выйдет на похищенное…

— Погоди, погоди, Костик! Я, конечно, давно уже не орел, но и в маразматики пока не записывался. Я ведь почему позвонил тебе? Как раз потому, что мне в обычную милицию обращаться ну никак не с руки… Я думаю, если ты захочешь — ты меня поймешь. Коллекция — это ведь дело такое… не всегда ко мне попадают предметы… как бы это сказать… чистые. Это не значит, что я скупаю краденое, но бывает, бывает, что и согрешишь перед совестью… Мы, коллекционеры, люди не вполне нормальные, это верно… Но я другой раз думаю в таких случаях: у меня вещь целее будет. А потом все равно ведь вернется государству… А что, по-твоему, лучше б было, если бы какой-нибудь жулик музейную или библиотечную вещь за границу продал? Вот хоть тот же Дюрер… Он ведь не совсем законным способом ко мне попал, но у меня он целый и сохранный… был… И, кстати, если кто-то разнюхает, что эти листы похищены — это целый международный скандал, поверь мне, Костя!

Меркулов подумал, что уж сейчас-то он точно должен кончать этот разговор: старик явно уговаривал его, заместителя генпрокурора, узаконить право коллекционера на приобретение краденого. Потому и милицию привлекать боится. Стало быть, милиции боится, а генпрокуратуры нет? Просьба старого друга семьи ставила его в ужасно неловкое положение: и согласиться нельзя, и отказать старику он тоже не вправе. И тут же, едва старик снова заговорил, понял, что снова ошибся, подумав об Антоне Григорьевиче не совсем хорошо.

— Ах, Костик, — сказал тот, — самое-то ужасное, что я все время думаю, что кражу мог совершить только кто-то из своих!

Как все просто! Старик боялся, что расследование выведет на кого-то из его близких. Да, это действительно может надолго выбить из колеи, лишить душевного покоя… Кроме того, в таком случае, если пойти по официальному пути, этого близкого человека придется привлекать к уголовной ответственности по всем правилам… Да, положение у старика — хуже губернаторского. И все же заместителю генпрокурора в это дело всерьез ввязываться нет никакого резона… Так что Меркулов даже обрадовался отвлекающему звонку по внутреннему телефону — по тому самому, по которому сейчас мог ему позвонить только один человек — Генеральный. Ну вот, нашлась дорогая пропажа, подумал он, снова бросив косой взгляд на все так же терпеливо дожидающегося Турецкого. Может, его, Саню, отправить к деду? мелькнула мгновенная мысль и пропала. Но зато тут же возникла другая, более толковая: Денис Грязнов. Денис, вот кто подойдет для этого дела идеально. Денис с его частным детективным агентством «Глория».