Заглядевшись на группу техников, волокущих по коридору громоздкий ящик (нет грузовых автоматов, что ли?), Грехов ткнулся в спину остановившегося Вирта и быстро шагнул в сторону. Перед ними стоял начальник сектора УАСС Кротас и внимательно разглядывал их светлыми глазами. Рядом с ним, кривя худое нервное лицо, стоял незнакомый Грехову человек в сером однотонном костюме без всяких эмблем и значков. Он был седой, маленький, тонкий, от кривой полуулыбки по лицу бежали морщины, и никак нельзя было в точности определить его возраст.

— Грехов? Рад видеть вас… э-э, живым и здоровым.

— Извините, — пробормотал асс. — Спасибо, здравствуйте…

Седой наклонил голову, и Грехов прочел усмешку в его необычно черных глазах. Выручил Грехова Сташевский. Он подошел к ним откуда-то сбоку, несколько мгновений смотрел на седого с какой-то неопределенной миной на лице, потом протянул руку и отрывисто бросил:

— Наш проводник? Я — Сташевский, Святослав.

— Молчанов, Эвальд, — неожиданным рокочущим басом ответил седой, и стоявший рядом Кротас с непонятным облегчением вздохнул.

— Пойдемте. В шесть ноль-ноль заседание Технического совета. Надеюсь, вы не голодны?

— Нет, — коротко ответил Сташевский.

Их молчаливую группу провожали глазами — все знали, что прибыли спасатели, — а Грехов, машинально отвечая на приветствия, пытался вспомнить, где ему уже встречалась эта фамилия — Молчанов.

Они подошли к командному пункту Станции — полусферическому помещению с рядами пультов и туманными стенами выключенных видеомов. В зале стоял легкий перекатывающийся говор трех десятков человек. Грехов, оглядевшись, заметил здесь Джаваира, руководителя второго сектора, Шелгунова — начальника отдела безопасности — и еще несколько ассов, которых он знал по работе. Почти все руководство Управления…

— Сейчас начнем, — тихо сказал Кротас, словно почувствовав волнение Грехова.

— Что же здесь произошло? — так же тихо спросил тот.

— Отряд ученых и коммуникаторов ушел на поверхность Тартара и не вернулся… — ответил начальник сектора и не договорил.

В зал вошел высокий, огненно-рыжий мужчина с огромным носом. Грехов с любопытством принялся его разглядывать. Он ни разу не видел заместителя председателя Высшего координационного совета Земли в лицо, только слышал о нем, но ошибиться было просто невозможно. Левада коротко поздоровался со всеми и прошел к пультам.

Грехов притронулся пальцами к плечу Сташевского — какое-то инстинктивное движение, ей-богу — и приготовился слушать.

* * *

Десантный модуль медленно отделился от ажурного тела Станции и серебристой каплей стал падать в бездну. Синий диск Тартара казался отверстием в черной толще, а модуль — воздушным шариком, поднимающимся из-под земли к небу.

Пока их маленький кораблик вели по энерголучу со Станции, Сташевский был спокоен: со стороны их никто не увидит и не запеленгует. Но в атмосфере они могли полагаться только на опыт и умение пилота, и Сташевский невольно посматривал на Диего Вирта, сидевшего у пульта с небрежной грацией профессионала.

В тесной рубке модуля расположилось всего четыре человека: сам Сташевский, Диего Вирт, вполне оправдывающий свою фамилию Молчанов и Грехов, с интересом наблюдавший за ходом спуска. То, что их экспедиция — спасательный рейд, его волновало мало. То есть волновало, конечно, но за три года работы в УАСС он уже успел привыкнуть к постоянному риску и вечному ожиданию поединков с неизвестными или известными силами природы. Поэтому настоящая экспедиция была для него обычной формой работы. Его работы…

Грехов теперь знал, что со времени открытия Тартара прошло больше года, но по-настоящему изучить чужой мир за столь короткий срок люди не смогли: не многое увидишь с тысячекилометровых орбит, а автоматы, кроме измерений основных физических параметров планеты, ничего больше не умели. Для осмысления жизни Тартара нужны были длительные наблюдения, наблюдения прямые и без посредников. Правда, попытки эти пока в основном кончались спасательными операциями подобно этой. Разве что меньшего масштаба.

Шесть суток назад, когда Грехов еще бродил по лесу Грусти на Чаре, группа ученых и коммуникаторов в количестве сорока шести человек ушла на ТФ-звездолете к одному из Городов, наиболее загадочных объектов Тартара. И вот уже шесть суток подряд из района посадки доносится резкий голос автомата: «Внимание! Выбрасываю…» — молчание, скрежет — и так без конца. Шесть суток подряд люди на Станции пытались с помощью зондов и телероботов разглядеть, что случилось с кораблем, безуспешно пробовали установить с ним связь. Издали колонна корабля казалась неповрежденной и стояла очень прочно. Однако так и не появились возле него передвижные лаборатории, с помощью которых предполагалось вести исследования. Корабль не открывал люков, превратившись в подобие тех скал, у которых он так неудачно финишировал. Единственным движением в том месте было мелькание паутин, стаями крушивших вокруг земного корабля. Напрасно вслушивались в мутный океан атмосферы телезонды и чуткие приборы: в районе посадки царила странная тишина.

В других районах единственного материка Тартара все было по-другому: проносились над равнинами и отрогами гор любопытники — так почему-то обозвали исследователи летающие скалы; неторопливо плыли по своим загадочным делам паутины; в горах появлялось и долго не исчезало багровое свечение, время от времени в некоторых местах резко и непонятно менялся рельеф…

Да, с высоты все это очень походило на активную цивилизационную деятельность, построенную по своим, не известным людям, законам.

— Обидно, что мы натыкаемся на столь красноречивое равнодушие, — не заметив, как заговорил вслух, произнес Грехов.

— Что? — спросил Сташевский, покосившись в его сторону.

— Ничего, — пробормотал Грехов, чувствуя на себе изучающий взгляд Молчанова.

— Внимание! — передал по оперативному видеому инженер связи Станции.

— Дальность на пределе. Дальше пойдете своим ходом.

— Готов, — коротко бросил Диего Вирт, держа руку над регулятором управления. Шлем мыслеуправления он уже надел.

— Желаю успеха, — сухо сказал из видеома Кротас. — Пока еще не поздно, задавайте вопросы.

— Поздно, — без улыбки ответил Сташевский.

— Старт! — энергично произнес далекий дежурный. — Выключаем поле.

Сташевский кивнул, и Диего включил собственное защитное поле корабля.

Тяжесть хлынула в тела людей, не тяжесть ускорения, а какая-то странная тяжесть, замедляющая движения и мысли. Диск планеты придвинулся, кренясь, налился фиолетовой полутьмой и закрыл панорамный видеом с трех сторон. Мелькнули и пропали светлые пятна, чередуясь с черными провалами, стремительные струи пронеслись рядом, потом модуль вонзился во что-то серо-голубое, и люди словно ослепли.