Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потрясенная этими жестокими словами, Элиза потупилась. Помощник же молча направился к двери и покинул каюту. Когда шаги Шеймуса затихли, Элиза снова посмотрела на лежавшего перед ней человека. Его искривленные пальцы свидетельствовали о том, что Филомена многого не знала или не все рассказала ей. Но неужели Джастин Монтгомери действительно способен на такие жестокости? Элизе очень не хотелось в это верить, но все-таки она вполне могла допустить, что Джастин приказал пытать человека. Да, очень может быть… ведь он же сделал подневольной служанкой дочь своего друга, потому что ей нечем заплатить долг.
Элиза прикоснулась к пальцам Люка, и на глаза ее навернулись слезы – она представила, какую боль ему пришлось вытерпеть. При этом она с восхищением думала, каким мужеством он должен обладать, чтобы хранить молчание во время пыток.
Удар потряс его с такой силой, что, казалось, душа должна была покинуть тело.
«Наверное, я уже умер», – подумал Люк.
Словно со стороны он наблюдал, как команда и его пленница собрались вокруг него. Матросы плакали, но он не чувствовал их горя. «Так даже лучше, – промелькнуло у него. – Да, очень хорошо… Я полежу здесь немного и отдохну».
А затем он вдруг увидел искаженное горем лицо девушки. По ее щекам текли слезы.
«Боже, она плачет из-за меня!»
Эта мысль настолько поразила Люка, что сердце его вновь забилось. Однако он не мог дышать и не мог пошевелиться. Он задыхался, и его грудная клетка отказывалась расширяться. Теперь мысль о смерти пронзила его холодом, и он уже не испытывал приятного чувства покоя.
Затем воздух с шумом ворвался в горло и, наполнив легкие, вдохнул жизнь в его тело. Это ощущение оказалось таким приятным, что он на время забыл о боли. Но в следующую минуту боль снова охватила каждую клеточку его тела, и даже мысли наполнились страданием. Все вокруг померкло, однако это состояние не принесло покоя, и вскоре сознание вернулось к нему вместе с ощущением голосов – сначала едва различимые, затем более отчетливые. Это были голоса Шеймуса и пленницы. Не в силах принять участие в разговоре, он только слушал. Тяжело было слышать боль в голосе Шеймуса, когда тот говорил о повторном переломе его пальцев.
Тяжело, потому, что его вновь охватили те же ощущения… Он тогда привязал собственную руку к поручню и влил в себя кружку рома, чтобы заглушить боль. Его сковал страх, сковал ужас ожидания… Затем он вспомнил жуткий хруст и собственный крик, отдававшийся в ушах. Когда его пытали среди врагов, он мог сдержать крики, но не здесь, не среди друзей. Он молился снова и снова, пока не потерял сознание от острой боли. И даже в мучении тяжелее всего было видеть изрезанное морщинами лицо Шеймуса – тот словно просил прощения.
Именно в этот черный день ненависть Люка достигла предела, и он решил, что непременно отомстит… Он терпеливо дожидался, когда суставы полностью срастутся. В бессонные же ночные часы, когда боль в пальцах не давала покоя, он обдумывал план отмщения.
Он никогда не думал, что его жажда мести может ослабеть. Но сейчас, когда Филомена Монтгомери, сидевшая у постели, осторожно поглаживала его холодные пальцы, он почувствовал, что желания отомстить поубавилось. А когда она подняла руку, чтобы утереть слезы со своей щеки, он совсем растерялся.
– Шеймус слишком много болтает.
Элиза вздрогнула от неожиданности, услышав голос Люка. Внимательно посмотрев на него, она спросила:
– Как вы себя чувствуете?
Он закрыл глаза и облизнул пересохшие губы.
– Не знаю. Не уверен, что хорошо. Я боюсь пошевелиться, чтобы не причинить себе боль.
– Тогда не двигайтесь.
– Что с Реми?
– С мальчиком все в порядке. Он благополучно спустился.
Люк с облегчением вздохнул:
– Что ж, очень хорошо. Скажите, а что с кораблем?
– Судно в надежных руках, не беспокойтесь. Ведь ваш помощник – опытный моряк, не так ли?
– А как вы?
– Я?.. – Элиза в смущении переспросила; она не совсем понимала, что капитан имел в виду.
– Вы в порядке?
– Да капитан. Хотя должна признаться… Я, наверное, постарела на несколько лет во время вашего падения.
Его губы тронула улыбка.
– В таком случае прошу прощения за каждый ваш седой волосок.
– Вы совершили благородный поступок.
Он криво усмехнулся:
– И очень глупый. В следующий раз мне придется немного подумать, прежде чем обрекать себя на смерть.
Однако Элиза знала, что этого не будет. Жан Люк был явно не из тех, кто способен размышлять в минуту опасности. К тому же он очень заботился о своих людях, хотя старался не показывать этого.
Да Жан-Люк был благородным и отзывчивым человеком. Пораженная этим открытием, Элиза молча смотрела. Жан-Люк снова закрыл глаза и в тот же миг почувствовал на своей щеке руку Элизы. Открыв глаза, он увидел, что она склоняется над ним.
Ее поцелуй был необыкновенно сладостным и нежным – словно легкий летний ветерок. Его губы приоткрылись, и он вздохнул, охваченный дивным томлением. Затем Элиза отстранилась и с улыбкой сказала.
– Это плата за ужин, Жан Люк.
«А как насчет завтрака?» – хотел он спросить, однако, утомленный, начал погружаться в сон. Люк очень надеялся, что ему приснится девушка, которую он только что поцеловал.
Элиза выпрямилась, все еще чувствуя поцелуй Люка на своих губах. Она была рада, что он уснул, – иначе как бы она объяснила свой импульсивный поступок? Действительно, как это произошло? Возможно, она просто поддалась внезапному влечению. Но почему? Ведь они с Уильямом Монтгомери собирались пожениться… Вероятно, ей не следует забываться. Да, она должна держать себя в руках, должна все время помнить об Уильяме.
Элиза провела по своим губам дрожащими пальцами. Как же ей снова обрести душевное равновесие? Конечно же, она поддалась очарованию этого мужчины. Она испытала лишь мимолетную страсть, и он ответил ей тем же. Ничего другого. Ничего более глубокого. Разумеется, это не любовь. Любовь не должна вызывать такого сердцебиения. И вовсе не любовь заставила ее поцеловать этого мужчину прямо в губы. Но все же она поцеловала его, и испытала при этом удовольствие. Поцеловала вопреки всем намерениям держаться от него подальше…
Вероятно, ей просто не следует о нем думать. Скоро ее опасное приключение закончится, и француз больше не будет держать ее в плену и очаровывать.
По крайней мере, она на это надеялась.
Надежды не сбылись, ему не приснилась прелестная девушка, расплатившаяся с ним поцелуем за завтрак. Во сне к нему снова вернулись боль в переломанных пальцах и ощущение голода в пустом животе. Снились мрак, холодные каменные стены и цепи, натиравшие руки и ноги и делавшие его совершенно беспомощным. Снился сырой и затхлый воздух, которым невозможно дышать, потому что он был пропитан болезнью, отчаянием и смертью. От жуткого одиночества можно было сойти с ума, и он уже потерял всякую надежду на избавление от этого кошмара…