После полученных увечий он не притрагивался к краскам. И думал, что уже никогда не прикоснется. Но после встречи с Финни желание написать ее портрет не покидало его. Он не мог забыть ни Финни, ни Африку. Черный континент вселял в него покой, который обволакивал душу.

Впервые он обратил внимание на это спокойствие ночью. Над ним возвышалось темное небо, усыпанное мириадами сверкающих звезд. Лишь изредка тишину нарушал размеренный бой барабанов. Будто вдали билось чье-то большое сердце.

Этот звук манил его к себе, как и сама Африка. К Финни Уинслет его тоже влекло потому, что она нисколько не походила на бостонских дам, хотя очень стремилась к этому.

И Мэтью решил ей помочь вопреки ранее принятому решению.

Словно прочитав его мысли, Финни обернулась и взглянула на него. Готорн ожидал увидеть на ее губах торжествующую улыбку, но она спокойно сказала:

– Вы вновь займетесь живописью, Мэтью Готорн. А потом выставите свои картины.

Его губы сошлись в узкую линию, кровь устремилась по жилам к сердцу с таким шумом, будто за деревьями забили барабаны.

– Теперь можете прибраться и даже принять ванну, – сказала Финни, не соблюдая приличий, к чему он уже стал привыкать. – Я приду завтра.

Она ушла, шелестя юбками и позвякивая браслетами. На душе у него посветлело. Неужто там появился луч надежды?

Мисс Уинслет была убеждена, что Мэтью снова займется живописью.

Мэтью вернулся в комнату-сад, дрожащими руками достал из коробки карандаш и лист бумаги и стал рисовать. Превозмогая боль, он водил кончиком угольного карандаша по листу. От ненасытного желания запечатлеть ее образ на бумаге чесались пальцы. Но ему не удавалось правильно держать карандаш. Пальцы не слушались его. Мэтью сосчитал до десяти и, собравшись с силами, вновь стал рисовать. На лбу выступил пот. Рука стала еще сильнее дрожать, перед глазами все поплыло. Он застонал и сломал карандаш.

Мэтью в ярости скомкал бумагу, отшвырнул в сторону, выскочил в коридор, добежал по лестнице до верхнего этажа и буквально ворвался в заброшенную комнату, освещенную лишь слабыми лучами зимнего солнца. Из-под ног у него взметалась пыль. В дальнем углу Мэтью остановился и отыскал свои полотна. Охваченный отчаянием, сорвал чехол с ближайшей картины, затем со следующей, пока все его холсты не предстали перед ним в первозданном виде.

Его работы, его живопись. Потрясающей красоты.

В прошлом.

«Нет, мисс Уинслет, мне никогда больше не писать красками», – прошептал он, вспомнив тот роковой вечер, изменивший всю его жизнь.

…Мэтью поспешно прошел через парадную дверь. Дом сверкал, словно бриллиант, горели лампы, хрустальная люстра ярко освещала все вокруг. Гремела музыка, позади приемного зала виднелись открытые настежь двойные двери большого зала, где танцевали гости. Вечер давали в честь его предстоящей выставки. Грандиозный праздник, весь Бостон был здесь.

Он опоздал на собственный праздник, но ему надо было убедиться, что все картины стоят на своих местах. Завтра выставка.

Стуча каблуками по мраморному полу, он искал свою жену в толпе приглашенных.

– Мэтью! Вот и ты, старый шалун! Позволь мне первому искренне поздравить тебя. Я с нетерпением жду твоей выставки.

Мэтью посмотрел на лысеющего коротышку.

– Спасибо, Уолтер, – произнес он. Когда они обменялись рукопожатиями, с его уст не сходила беспечная дружеская улыбка. – Не видел Кимберли?

– Да, разумеется. Недавно видел ее с твоей милой дочуркой. Одинаковые платья и одинаковые танцевальные туфельки. Они произвели настоящий фурор. Полагаю, малышку Мэри уже отправили наверх в спальню, – он фыркнул, – хотя она не желала идти. Не удивлюсь, если она удерет и спустится к нам.

Мэтью, улыбнувшись, промолвил:

– В этом вся Мэри. Я поднимусь и посмотрю на нее. Однако сначала мне нужно отыскать жену.

Уолтер повернулся и принялся искать супругу приятеля.

– Я не вижу ее.

– Ладно. Я отыщу ее. Хорошо, что мы встретились, Уолтер.

Мэтью поднялся по мраморным ступеням в просторный приемный зал. Высокий, широкоплечий, он выделялся на фоне менее рослых мужчин. Не успел он сделать и нескольких шагов, как его остановила изысканно одетая дама, вся усыпанная бриллиантами. Это была близкая подруга его супруги.

– Мэтью, дорогой, – промолвила она, протягивая к нему руки. – Негодный мальчишка! Ты опоздал!

Почтительно поклонившись, Мэтью взял в ладонь ее пальчики и улыбнулся.

– От тебя глаз не оторвать, Селия, – тепло промолвил он.

– Как и от тебя, – сказала она, приблизившись к нему. Он рассмеялся, однако вежливо, но решительно отстранился.

– Где Ким? – спросил он, оглядывая толпу.

Дама, обидевшись, поправила прическу.

– Я давно ее не вижу, – надув губки, проговорила она. – Почему бы тебе не потанцевать со мной, пока она не объявится?

Мэтью улыбнулся:

– Полагаю, будет лучше, если я отыщу ее.

Женщина раскрыла веер и быстро замахала им.

– Тебе следовало жениться на мне.

– Ты уже это говорила, Селия, – промолвил он, приподняв пальцем ее подбородок. – И я постоянно твержу тебе, что любой мужчина будет счастлив иметь такую жену, как ты.

– Любой, но только не ты, – усмехнулась она.

– Ты разбиваешь сердца, Селия. Мне это известно с пятнадцати лет. А я хочу, чтобы мое сердце осталось целым, – добродушно рассмеялся он.

– Ты тоже разбиваешь сердца, Мэтью Готорн, и прекрасно это знаешь.

Женщина ушла, шелестя юбками. Мэтью откинул со лба волосы и стал пробираться сквозь толпу.

– Вы не видели мою жену? – спросил он пожилую гостью, которая долгие годы была другом их семьи.

– Кимберли? – Она повернулась к подруге и приподняла бровь. – Он ищет Кимберли, – проговорила она таким тоном, что у него мурашки побежали по коже. – Надо ему сказать, что несколько минут назад мы ее видели и она была с расстроенным лицом.

Женщина осуждающе взглянула на Мэтью:

– Тебе ни разу не приходило на ум, что именно ты в ответе за свою жену?

– Полно, Марго, – вмешалась в разговор подруга.

– Должен же кто-то открыть ему глаза.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он.

Она вздернула подбородок:

– Я далека от того, чтобы лезть в чужие дела. А ты загляни в домик на заднем дворе, там найдешь свою супругу. Я видела, как она направлялась туда.

Мэтью стало не по себе. Он закрыл выходящие на террасу двери, шагнул в ночь и торопливо пересек площадку, выложенную серой шиферной плиткой. Праздник был в разгаре. Мэтью спустился по витой гранитной лестнице к узкой тропинке, которая вела к домику позади особняка.