В такие минуты она смотрит на него с облегчением, и благодарностью. Быть пасторской женой — тяжелая и неоплачиваемая работа.

Сестра Майи Магдалена тоже помогает им. Она подвижна, как веселая мышка. К тому же она умеет играть на гитаре и обучает их духовным песням.

Виктор и Санна Страндгорд — среди этих одиннадцати. На них сразу невольно обращаешь внимание. Они очень похожи. У обоих длинные светлые волосы. У Санны они вьющиеся. Курносый нос и большие глаза придают ее лицу кукольное выражение.

«Она и в восемьдесят будет выглядеть как ребенок», — думает Ребекка, заставляя себя отвести от нее глаза.

Санна — единственная из всех подростков, кто считает себя христианкой. Ей всего семнадцать лет, и с ней маленький ребенок — Сара, которой три месяца.

— У нас с Иисусом интересные любовные отношения, — говорит Санна с кривой ухмылочкой.

Вера у них разная — у Санны и у Томаса Сёдерберга. Томас приводит многоступенчатые доказательства своей правоты.

— Слово «вера», — говорит он, — от того же корня, что и слово «доверие», синоним слова «убежденность». Если я говорю «я верю в тебя, Ребекка» — значит, я убежден: ты оправдаешь мои ожидания.

— Не знаю, не знаю, — возражает Санна. — Мне кажется, вера — именно от слова «верить». Не знать. Иногда сомневаться. Но все же ценить свои отношения с Богом превыше всего. Ловить его шепот в шорохах леса.

Виктор наклоняется вперед и ерошит волосы своей старшей сестры.

— Это у тебя в голове шумит и шуршит, Санна, — говорит он и смеется.

Он не верит. Но любит поспорить. Свои длинные светлые волосы он часто собирает в хвостик на затылке. Кожа у него такая светлая, что кажется почти голубоватой. Другие девушки смотрят на него с интересом, но он вскоре находит способ держать их на расстоянии. Он заводит игру с Ребеккой.

Ребекка не дура. Она довольно скоро начинает понимать, что его взгляды ничего не значат и что ей не позволено отвечать, когда он быстрым движением гладит ее по волосам или по руке. Она учится сидеть смирно и изображать предмет его неразделенной страсти. Нельзя сказать, что эта игра не приносит ей пользы. Восхищение Виктора повышает ее статус в глазах других девушек группы. Она обскакала их всех, а это вызывает уважение.

При изучении Библии мнения Томаса и учеников поначалу расходятся. Почему гомосексуализм — грех? Как может быть, чтобы только христианское учение было единственно правильным? Что произойдет, например, со всеми мусульманами? Они автоматически попадут в ад? Почему нельзя заниматься сексом до брака?

Томас слушает и поясняет. Нужно сделать свой выбор, говорит он. Либо верить во всю Библию целиком, либо выбрать определенные части и верить в них. Но что это за вера получится? Выхолощенная и бескровная.

Светлыми летними ночами они сидят на мостках у озера и прихлопывают комаров, которые впиваются им в ноги и руки. Они спорят и размышляют. Санна чувствует себя уверенно со своим Богом. Ребекка же словно стоит посреди бурного потока.

— Это потому, что ты избранная, — говорит Санна. — Он хочет призвать тебя к себе. Если ты не скажешь «да» сейчас, все может быть потеряно. Ты не вправе оставить это решение на будущее — такой тяги у тебя уже может не возникнуть.

К концу трех недель все участники, кроме двоих, вверили свою судьбу в руки Господа. Среди новообращенных — Виктор и Ребекка.

— А ты и Виктор? — спрашивает Томас Ребекку перед самым концом летней церковной школы. — Что между вами?

Они с Ребеккой вместе идут в магазин «Ика», чтобы купить молока. Ребекка вдыхает вкусный запах горячего асфальта. Она рада, что Томас пошел с ней за молоком. В остальное время она вынуждена делить его с другими.

— Не знаю, — медленно отвечает она, попутно решая про себя, что не будет рассказывать правду. — Возможно, он интересуется мною, но сейчас в моей жизни нет места никому, кроме Бога. В ближайшее время я намерена отдаться Ему на сто процентов.

Она срывает веточку березы, мимо которой они проходят. Маленькие зеленые листочки пахнут счастливым летом. Она кладет один листок в рот и жует его.

Томас тоже срывает на ходу листок и тоже запихивает в рот. Он улыбается.

— Ты мудрая девушка, Ребекка. У Бога на тебя большие планы, мне это известно. Чудесное время, когда твоя любовь к Богу только пробудилась. Очень правильно, что ты хочешь насладиться этим чувством.

Она услышала голос Санны, поначалу издалека, потом совсем близко.

— Смотри! — пропищала Санна, схватив ее за плечо. — О нет!

Они уже подъехали к полицейскому отделению. Ребекка припарковала машину. Поначалу она не поняла, что имеет в виду Санна, затем увидела журналистку, бегущую к их машине с микрофоном наперевес. Позади журналистки стоял мужчина, наводящий на них свою камеру, как черное дуло пулемета.

* * *

Карин, жена пастора Гуннара Исакссона, сидела в Хрустальной церкви с полузакрытыми глазами и делала вид, что молится. До вечернего собрания оставался час. На сцене распевался госпел-хор: тридцать молодых женщин и мужчин, черные брюки, фиолетовые джемпера с изображением желто-оранжевого взрыва на груди и надписью «Joy».

Раньше она была почти до боли влюблена в этот зал. Фантастическая акустика. Как сейчас — растянутые гласные возносились к потолку, а потом стекали вниз, на глубину, до которой могли добраться лишь басы. Теплый свет. Полярная ночь за огромными стеклянными окнами. Средоточие божественной силы в недрах стужи и мрака.

Музыканты с электрогитарами и бас-гитарами настраивали свои инструменты. Раздался приглушенный щелчок — осветитель включил прожекторы, направленные на сцену. Звукооператоры бились с микрофоном, который не желал работать. Они говорили в него, но ничего не было слышно, а затем он внезапно издал громкий отвратительный писк.

Руки у Карин чесались. Сегодня утром сыпь опять набухла и покраснела. Она задумалась, не псориаз ли это. Только бы Гуннар не заметил. В его молитвах она не нуждалась.

Мебель в зале была переставлена: стулья теперь располагались кольцом вокруг того места, где лежало тело Виктора Страндгорда. Просто как в цирке. Карин посмотрела на своего мужа, сидящего в первом ряду, на его толстую шею, свисающую на белый воротник рубашки. Рядом с ним сидел Томас Сёдерберг и пытался собраться с мыслями перед вечерней проповедью. Она видела, как Гуннар утыкается взглядом в Библию, решив ему не мешать, но тут же забывает о своем решении и начинает говорить. При этом его правая рука взлетает и начинает описывать в воздухе странные фигуры.

После Рождества он решил начать худеть. Сегодня отказался ужинать. Она сидела у стола и накручивала на вилку спагетти, а он смусолил три груши, стоя возле мойки. Его широкая спина, склонившаяся над мойкой. Чавканье и хлюпанье. Капли сока, с шумом падающие на нержавеющую сталь. Левая рука, прижимающая к животу галстук.