«Красота не всегда приносит счастье», — шептались одни.

«Не бывает дыма без огня», — замечали другие.

«Нечего ходить по улицам одной, без сопровождения», — рассуждали третьи.

Фиона наслушалась этого и в лавке мадам Кристель, и на улице, и в коридорах дома, где они с дочерью снимали комнату.

Эвиан не выходила на улицу. Она не могла смириться с тем, что ее выставили порочной. Не понимала, почему должна чувствовать себя виноватой, и вместе с тем не имела сил смотреть людям в глаза. Участь обитательницы борделя маячила перед ней разверзнутым адом. Заметив этих жалких созданий, нередко появлявшихся на балконах «заведений» в одном белье и зазывавших мужчин, она всегда с содроганием опускала глаза. Под напускным бесстыдством скрывались боль души и трагедия жизни.

Фиона Тарбелл сдалась первой. Она слегла, а вскоре скоропостижно скончалась. Эвиан знала, что мать была раздавлена, она умерла от разбитого сердца, погасла, как свеча от порыва немилосердного ветра.

Приехали родственники Лиланда, люди, которых она прежде не видела, и помогли оцепеневшей от горя Эвиан организовать похороны матери. А потом занялись устройством судьбы девушки.

— Твоей руки просит уважаемый и состоятельный человек, — осторожно сообщили ей через несколько дней.

Догадавшись, кто это, Эвиан бросилась к мадам Кристель.

— Прошу, возьмите меня на работу! Я умею шить и готова работать за самое скромное жалованье!

Мадам (Эвиан так и не узнала о том, что незадолго до этого хозяйка выставила ее мать на улицу, потому что ей надоели перешептывания дам в мастерской) выпроводила ее со словами:

— Дитя мое, вы слишком молоды, чтобы жить одной. И я не готова отвечать за вас, у меня слишком много дел. Я слышала, у вас есть уважаемый и богатый поклонник. Почему бы вам не согласиться на его предложение?

В отчаянии Эвиан обратилась к шерифу, и тот сказал:

— Я сочувствую вам и вашим потерям. Однако я знаю, что мистер Иверс весьма благородно согласился принять участие в вашей судьбе.

Когда Эвиан вскричала: «Он убийца!», шериф рассудительно заявил:

— Большинству известных людей штата приписывают самые невероятные преступления. Почему-то многие считают, что любое богатство замешано на порочности. К сожалению, такова наша мораль. Поверьте, добродетельной бывает не только бедность. Мистер Иверс много сделал для нашей округи, это достойный уважения человек.

Но Эвиан не верила. Иверс был безжалостным хищником, он устроил все это, чтобы заставить ее сдаться.

Мир был полон людей, но ни один из них не мог ей помочь. У нее никого не осталось, и она не знала средства вернуться назад, к радости, теплу и покою.

В конце концов родственники (которым, вероятно, немало заплатили) потеряли терпение. Они ясно дали понять, что если Эвиан откажется от брака с мистером Иверсом, то окажется там, где ее навестит в том числе и он.

Предвидя, что девушка может попытаться бежать из города, родственники не спускали с нее глаз. Тем не менее, она попыталась уехать. Ее задержали. Посовещавшись, обманом напоили настойкой опия, и Эвиан впала в состояние полнейшего безразличия.

Она очнулась, только когда Джозеф Иверс привез ее в «Райскую страну». Именно тогда девушка окончательно поняла, что ей предстоит пережить.

Она защищалась, дралась, но он оказался сильнее. Она пыталась умолять, но он не желал слушать.

Все исчезло. Были только его руки, разорвавшие ее одежду, его губы, осквернившие ее тело, и еще что-то, заклеймившее ее нутро раскаленным железом. Эвиан слышала, как иные женщины говорили: «Пусть он взял мое тело, но душу я не отдам». Теперь она бы могла сказать, что в первую очередь страдает именно душа. Джозеф Иверс при жизни вогнал ее в ад.

Эвиан знала: дальше в ее жизни может случиться что угодно, но память об этом неискоренима. Получив свое, он ушел, а она дрожала в темноте, оплакивая то, что у нее отняли — честь, свободу, будущее, — и ощущая под ногами леденящую бездну. Потому что отныне она принадлежала ему.

Эвиан моментально возненавидела его дочь, потому что все, происходящее от Джозефа Иверса, было порождением дьявола. Эта деревенская корова преспокойно жила на кровавые деньги своего отца! С отвращением вспомнив о том, как она примеряла платье Надин, Эвиан наговорила девушке гадостей и с удовлетворением почувствовала ответную ненависть.

Ее запирали в спальне и никуда не пускали, и со временем Эвиан поняла: чтобы добыть какое-нибудь оружие или сбежать, ей надо вести себя хитрее.

Она перестала сопротивляться. Покорно лежала, пока Джозеф Иверс удовлетворялся ею, и отстраненно молчала, когда он говорил, что она должна родить ему наследника.

И он наконец выпустил ее из комнаты.

Сперва Эвиан хотела украсть если не револьвер или нож, то хотя бы что-нибудь острое, чтобы ранить или даже убить мужа в темноте спальни, но Иверс предугадал это и пристально следил за ней.

Тогда она решила сбежать. Сперва спокойно гуляла по ранчо, усыпляя бдительность окружающих, а однажды, заметив, что вокруг никого нет, перелезла через ограду и устремилась в лес.

Леса Вайоминга были гибельны, но это ее не пугало. Она боялась человека, а не неизведанных троп или диких зверей. Да и едва ли с ней могло случиться что-то худшее, чем уже случилось!

Эвиан понимала: никому не пришло в голову, что она может сбежать, не зная дороги, не имея подходящей одежды, не взяв с собой еды.

Она шла, не задаваясь вопросом, куда идет, пока не набрела на ручей и не увидела… оленя. Огромный самец вышел из кустов легкой грациозной поступью, остановился, чтобы напиться, а после стоял, глядя в пространство и словно о чем-то думая.

Присев на корточки, чтобы не спугнуть животное, девушка любовалась им. Она завидовала оленю, его свободе, независимости и силе.

Эвиан не боялась оленя, а вот неожиданно раздавшийся за спиной голос едва не лишил ее дыхания.

— Ты хочешь превратиться в олениху, стать его самкой?

Быстро оглянувшись, девушка увидела старуху со сморщенным, как чернослив, лицом и длинными прядями седых волос, выбивавшихся из-под пестрого платка. Ее мокасины из оленьей кожи, доходившие до половины икр, были расшиты цветными бусинками.

Эвиан не знала, что ответить, но старуха, казалось, и не ждала этого. Подождав, пока потревоженное животное скроется в кустах, она продолжила:

— Только прежде ты попадешь в лапы хищника. Кто знает, может, после твой дух и вселится в тело оленя?

— Мне все равно, — прошептала Эвиан.

— Потому что ты еще не смотрела в лицо смерти.

— Я видела кое-что похуже. Я уже в лапах зверя.

Старуха смерила девушку взглядом.

— Идем.

Ни о чем не спрашивая, Эвиан пошла за ней.