– Никто никому не морочит го… – попытался возразить Гвидо.

– Именно что морочит! – прервал Аттилио. – Хочешь убедить всех клиенток, что отторжение импланта в послеоперационный период – это обычное дело?

– Их всего-то три. Клиенток. Наших, давнишних, которые доверяют.

– Ах, ну да. Тебе доверяют, мне нет.

– Я этого не говорил. – Гвидо, поморщившись, проглотил бульон. – Разве я это говорил? – повернулся он к Анне. Та, боясь шевельнуться, пыталась ухватить смысл разговора, но было ясно, что сейчас нельзя задавать вопросы и требовать объяснений.

– Три клиентки за две недели. Значит, за два месяца минимум десять будет! – прогремел Аттилио.

– Совсем необязательно, – отозвался Гвидо. – Что за пессимистичные прогнозы.

– Я уже сорок лет в этой профессии, дорогой мой доктор Бернабеи!

– Да, и за сорок лет не понял, как работает статистика.

Гвидо продолжал с ангельским спокойствием пить бульон.

– Гвидо, я с тобой не воюю, пойми, – вздохнул Аттилио. – Ох уж этот твой оптимизм. Но все тайное становится явным когда-нибудь.

– Я не согласен. Просто действовать нужно с умом. Знаешь, сколько мы уже таких поставили? А я скажу тебе: тридцать шесть. Последние семь, скорее всего, не подведут – они из партии пятнадцатого года, так что стопроцентно исправные. Ну а если опять возникнут проблемы, чего я, честно-то говоря, не исключаю, – надеюсь, все это хотя бы растянется во времени. И даже если придется провести двадцать девять повторных операций, в течение года можно справиться. Мы должны сохранять спокойствие, внушать доверие. Клиентки тщательно отобраны, и мы для них – авторитет, не забывай. Который под сомнение не ставится.

Аттилио взял кусок хлеба, смял его в пальцах и бросил на стол. Инес подошла забрать тарелки, вопросительно взглянула на Анну, и та кивнула. Когда она все унесла, Аттилио заговорил, подавшись к зятю:

– Ты переборщил, понимаешь? Поставил их слишком много. Нельзя так делать, это большой риск. И кстати, о статистике – какова там вероятность развития инфекции? Говорилось о пятнадцати процентах.

– Мы только-только их перешагнули, эти пятнадцать процентов. Прибавится еще шесть-семь, не больше. Я признаю, Аттилио, что нам не повезло. Но опасности никакой нет. Начни думать в этом ключе, и поскорее, иначе нам и правда не поздоровится.

Аттилио выглядел обессиленным, его плечи словно сковало страхом. Анна по-прежнему не могла увязать концы с концами в этой истории. И прежде всего не понимала причин холодности Гвидо. Никогда раньше он не говорил с ее отцом в таком тоне. Безусловно, у них сложились свои отношения, и за эти годы доверие меж ними возросло. Наверное, были и споры, и ссоры, но такая суровость со стороны Гвидо казалась совершенно неуместной, чрезмерной. Анна гадала, не она ли тому причиной. Может, эта явная враждебность на самом деле направлена на их с Гвидо разрыв, а не на Аттилио? И под некогда обходительными манерами скрывается злоба? А может, Гвидо, разлюбив ее, потерял и уважение к свекру? Или же все гораздо проще – он стал главврачом, добился своей цели, и отпала необходимость любезничать с Аттилио, как во времена своего заместительства?

– Не говори так со мной, я этого не заслуживаю, – ответил отец.

Я этого не заслуживаю. Анна не верила своим ушам.

– Я говорю то, что думаю, Аттилио. Ты прекрасно знал, что происходит. И игра тебе нравилась, даже очень. И если уж совсем честно, то ты вышел сухим из воды. Кто, в конце концов, главврач? Кто теперь несет за все ответственность? Кого посадят, если что?

Аттилио неожиданно, в каком-то яростном порыве поднялся на ноги:

– Ты в своем уме! Не забывай, что клиника моя, и я за все отвечаю!

Он замолчал, не в силах говорить дальше, адамово яблоко ходило вверх-вниз, словно он непрерывно глотал.

– Папа… – Анна, встав из-за стола, подошла к нему: – Папа, успокойся, – взмолилась она еле слышно.

– Ты хоть понимаешь, с кем сейчас разговариваешь? – Аттилио с исступленным пылом сдавил ее пальцы.

– Папа… – Анна пыталась увести его от стола, но он не поддавался.

– Это я должен успокоиться? Ты с ним заодно? Он и тебя обработал?

– Но я… – прошептала она.

Аттилио вышел, хлопнув дверью. Несколько секунд спустя раздался плач Наталии. Анна тут же сорвалась с места, побежала в спальню, схватила дочь на руки. Габриеле еще не проснулся. Она вернулась в гостиную, села за стол. Девочка, потирая глаза, продолжала хныкать.

– Что происходит? – тихо спросила Анна.

– Происходит то, что… – заговорил Гвидо, не прекращая жевать.

– Перестань жевать, мне не нравится, что ты ешь в такой момент.

Гвидо отложил вилку и вытер рот салфеткой.

– Нет тут никакого момента. Твой отец уже немолод. И поскольку так, то он плохо дружит с головой. Нужно просто уладить один вопрос, и я в шоке, что он вывалил все это в твоем присутствии! Есть вещи, о которых не говорят.

– Какие вещи?

– Никакие, забудь.

Анна покачивала ногами, убаюкивая Наталию, но та, ощущая повисшее напряжение, продолжала плакать, глядя на мать. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался задыхающийся Аттилио:

– Знаешь, что я думаю? Что ты совсем зарвался, доктор Бернабеи!

– Я? – повысил голос Гвидо. – Аттилио, ты серьезно полагаешь, будто я не знаю, что ты творил в клинике с интрамедуллярными штифтами, когда тут еще ортопедия была? Мы что тут, шутки шутим?

Внушительные брови отца сдвинулись:

– То были другие времена.

– Времена другие, игры те же.

– Ортопедические протезы – это другое!

– Да? И почему же? Интересно послушать.

Аттилио искал опору. Напряжение отнимало у него силы, он был словно раненый зверь.

– В пластической хирургии пациент более требователен! Он идет на операцию добровольно и не хочет слышать ни о каких осложнениях. А если несчастный случай, – перелом, грыжа, – то оперируемый ко всему готов. Он согласен страдать ради того, чтобы его избавили от боли. Боль – настоящее чудовище.

Гвидо с поразительной скоростью заскользил взглядом по столу. Пробежал скатерть, тарелки, подсвечники, длинные свечи, которые никто так и не зажег.

– Аттилио, ты должен этим клиенткам внушить, что под нож они ложатся добровольно. Что сами ищут неприятностей. И тогда ты победишь.

Гвидо совершенно сменил тон, оставил прежнее высокомерие и пустился в объяснения. Мягкие жесты, взвешенные слова. Анна поднялась и, отвернувшись от обоих, пыталась убаюкать Наталию. Этот разговор пугал ее.

– И нужно настаивать на том, что их предупреждали о возможных осложнениях.

– Но это не так! – возразил Аттилио.

– Ну и что? Все равно все они – все до единой – идут на риск инкапсуляции импланта, они жаждут его иметь – и точка. Извини, но ты же ведь предупреждаешь их, что, когда надо будет делать вторую операцию и заменять