руками ниже спины – и ощутила под пальцами бумажник в заднем правом кармане. Сомнений быть не могло, и она, замерев, подняла взгляд. Его глаза блеснули в темноте, предупреждая возможные протесты. Он схватил ее за волосы, грубо толкнул на кровать. Анна услышала звук расстегиваемого ремня и подумала, что он хочет отхлестать ее, однако он стянул с нее джинсы и, поиграв еще с перемычкой ее трусов, вошел в нее. Всего три толчка – и он кончил. Не говоря ни слова, они упали рядом на кровати. Ей было неспокойно – хотелось зажечь свет, умыться, снять одежду, надеть шелковую ночную рубашку цвета пыльной розы. Но она чувствовала, что если шевельнется, то все испортит. Дыхание Хавьера сделалось медленным и свистящим, и вскоре он захрапел как дикий зверь. Прямо львиный рык – такой громкий, что Анна даже подскочила.

– Что? – сонным голосом проговорил Хавьер.

Она положила его голову себе на грудь, и храп возобновился. Анна, подождав несколько минут, выскользнула из спальни и отправилась в ванную в детской, чтобы привести себя в порядок. Болели ноги и голова. Она старалась не шуметь, хоть и находилась далеко от Хавьера. Холодная вода между ног сработала как анестезия, словно там находился источник ее боли. В спальню она вернулась совершенно голая, ступая на цыпочках. Хавьер пропал, словно его и не было. Анна зажгла свет, побежала в гостиную, в детскую, на кухню, в кабинет мужа. Пусто. Ушел.

Накинув халат, она высунулась в окно: на месте ли его машина? Нет, испарилась. Она заревела. Поплелась в спальню, всхлипывая на ходу, забралась в постель, сжала кулаки и зажмурила глаза; голова все еще кружилась. Потом потянулась за телефоном – ничего, ни словечка. А Гвидо удалил свои сегодняшние сообщения – все до единого, включая фотографии. Этим вечером никто не признавал ее существования.

11

С тех пор как Гвидо съехал, Анна начала складывать в коробку вещи, которые он не взял. Блоки лезвий, крем после бритья, кисточка для бритья с ручкой из слоновой кости (совершенно новая), горные ботинки, теннисная форма, платки из магазина «Шостал». Оставался еще картотечный шкаф с разными бумагами – от страховки на автомобиль до документов из клиники, – там она рыться не осмелилась. Этот шкаф стоял в небольшой комнате, предназначенной когда-то под кабинет, вместе с компактным письменным столом в стиле ампир и стулом. Кончилось тем, что теперь Кора здесь гладила и развешивала белье. Когда Анна зашла сюда навести порядок в преддверии окончательного переезда мужа, то сказала себе, что не хочет знать ничего сверх того, чем Гвидо сам с ней поделился. Она и так с трудом переварила то, что всплыло после их разрыва. А если вскроется еще что-то? Нет, пусть уж скелеты остаются в шкафу и тайное не становится явным.

Это утро Анна провела разбирая ремни. Гвидо обладал внушительной коллекцией – были там и из крокодиловой, и из змеиной кожи, лакированные, золотой и пестрой расцветки. В шкафу они висели на вместительной вешалке для галстуков, которая, должно быть, раньше принадлежала Аттилио. Один за другим Анна сворачивала ремни и укладывала в целлофановые пакеты. Кора рядом мыла окно, стоя на подоконнике в своих неизменных лосинах. Верхняя часть одежды задралась, обнажив дряблый живот и выглядывающие из-под лосин фиолетовые заношенные трусы-танга. Анна снова вернулась мыслями к вчерашнему вечеру, гадая, почему Хавьер ушел так странно, вспомнила их секс, грубый и стремительный. Он ведь сначала снял ремень, и она еще решила, что он хочет отхлестать ее. А забрал ли он его потом? Может, его нашла Кора и повесила в шкаф к ремням Гвидо?

– Ты сегодня утром тут ремень не находила случайно? – спросила Анна.

– Что? – отозвалась Кора, снимая наушники.

– Ты ремень тут не находила?

– Да, на полу валялся.

– Правда? Который из этих?

Кора повернулась, пожала плечами: в коробке на кровати ремней было штук десять, и все почти одинаковые. Потом, пошатываясь, спустилась со стремянки, изучила ремни и с улыбкой проговорила:

– Не знаю, синьора.

Анна решила посмотреть получше: вполне возможно, ремень Хавьера как раз тут, среди них.

– Синьора.

– Что, Кора?

– Можно на минутку телевизор включить? Вчера в моих краях землетрясение было, сильный толчок.

Анна кивнула. Кора включила первые попавшиеся новости и полезла обратно на стремянку.

Анна, думая снова вернуться к ремням, присела на кровать – на то же место, где Хавьер вчера держал ее на танга-привязи. Возбуждение пронзило ее точно молния.

– Кора, – позвала она. В таких случаях она всегда стремилась как-то отвлечь внимание других, пустить их по ложному следу, словно ее желание читалось в изгибе век, угадывалось по плотности губ. – Кора, это местные новости, тут никогда не расскажут про Филиппины.

Кора не слышала. Репортер говорил о вчерашнем ограблении ювелирной лавки: преступник был в лыжной маске и орудовал кирпичом. Супруга ювелира, отвечая на вопросы, плакала перед камерой. Толстая, с какой-то апельсиновой коркой вместо кожи и с бордовым лаком на ногтях. «Он начал разбивать витрины кирпичом, мы ужасно испугались, отдали ему все».

Репортаж резко оборвался, словно его не успели смонтировать. Анна тяжело поднялась, повернулась к коробке куда сложила ремни, и в этой позе – выкрутив спину, чтобы заглянуть в коробку, – почти одновременно ощутила боль в позвоночнике и услышала знакомые слова. Она бросила взгляд на телевизор лишь после того, как там во второй раз очень отчетливо произнесли: «Сант-Орсола». На экране застыло изображение: Гвидо в джинсах и рубашке, с телефоном у уха, с закатанными рукавами и «ролексом» на запястье, судя по лицу, он что-то кричал в трубку. Дальше еще четыре кадра, более-менее похожих: на одном он вроде бы ругается, на другом – возвел очи к небу, на последнем – закрыл лицо тыльной стороной ладони.

Кора обернулась к телевизору и застыла; жидкость для мытья окон стекала на подоконник. Анна, прищурившись, прочитала в бегущей строке: «Главный врач клиники Сант-Орсола Гвидо Бернабеи обвиняется в использовании некачественных грудных имплантов». Схватив пульт, она прибавила громкость, и комнату заполнил оглушительный хаос звуков, а потом ведущий переключился обратно на студию и запустил следующий репортаж.

Анна продолжала стоять, направив пульт на телевизор. Кора вынула пульт у нее из рук, заглянула в лицо:

– Синьора?

Анна не отвечала.

– Синьора?

– Да?

– Пойдемте на кухню.

– Зачем?

– Я приготовлю вам кофе. Посмотрите на меня.

– Я в порядке.

Кора пошла рядом, словно опасаясь, что она вот-вот упадет в обморок.

Их раскрыли. Только это и вертелось в голове. Некачественные импланты. Сколько их было? Она не помнила.