Скрипнул стул, дверь приоткрылась, и высунулась лохматая голова. — Да?

— Тенбери-сан?

— Просто Тенбери. Что ты хочешь?

— Задать несколько вопросов, если можно.

Темно-карие глаза под густыми бровями сощурились.

— Ты разговаривал со Сюзи?

— Да, Джин отвел меня к ней сегодня утром.

Тенбери поджал губы в зарослях густых усов:

— А-а. Хорошо. — Он распахнул дверь.

Майлз не стал уточнять, что в результате этого разговора Сюзи едва не выставила его отсюда, а просто проскользнул внутрь.

Внутри оказался отчасти кабинет, отчасти машинный зал для контроля криокамер, отчасти жилая комната — у стены лежал нерасстеленный спальник и громоздились кучи личного барахла. Дальняя дверь была открыта, за ней располагалось что-то вроде ремонтной мастерской: Майлз мельком заметил в полутьме верстаки и стойки с инструментами. В комнате стоял только один вращающийся стул, из чего Майлз сделал вывод, что Тенбери менее общителен, чем Сюзи. Однако смотритель вежливо предложил его гостю, а сам прислонился к пульту. Майлз предпочел бы наоборот, а так приходилось задирать шею с риском ее потянуть, а ноги весьма неловко болтались и не доставали до пола. Но, не рискуя перебивать полезную беседу, которая так хорошо началась, он сел, задрав голову и слегка улыбаясь.

Тенбери покачал головой и, как и повариха, заметил:

— Ты слишком молод для нас. Болен или дело в чем-то еще?

Что ж, ранее это объяснение уже сработало.

— У меня периодическое судорожное расстройство. Неизлечимое.

Тенбери сочувственно поморщился:

— Тогда тебе лучше пойти к докторам. Может, даже инопланетным.

— Уже обращался. Это недешево. — Майлз вывернул пустые карманы, словно иллюстрируя сказанное.

— Так вот почему ты здесь? Банкрот?

— В некотором смысле. — Одно дело обманывать допрос под фаст-пентой, прячась за предельно буквальными ответами и совсем другое — сейчас. Майлз внезапно обнаружил, что как ни странно, он не хочет напрямую лгать этому человеку. — Тут все намного сложнее.

— А просто и не бывает.

— Скажите, вы можете мне показать, куда я имею шанс попасть, если, конечно, останусь здесь?

Густые брови удивленно поднялись.

— За мою работу тебе беспокоиться не стоит. Пойдем, увидишь.

Тенбери провел его по мастерской — наполовину инженерной, наполовину медицинской. На верстаке лежали детали демонтированной криоустановки. — Я держу камеры в рабочем состоянии, разбирая часть из них, чтобы пустить на починку других, — объяснил Тенбери.

Майлз на всякий случай старался поощрять технаря к дальнейшим рассказам о тонкостях его ремесла тем же неопределенным хмыканьем, каким подбадривал Йани. Наконец, усвоив столько информации об устройстве криокамер, сколько смог вынести, он задал свой вопрос:

— А когда закончатся запчасти?

— Не в ближайшее время. Этот криоцентр изначально был рассчитан на двадцать тысяч замороженных, и за двадцать лет мы заполнили едва ли десять процентов камер. Признаюсь, начинали мы меньшими темпами. Но все равно, у нас еще десятилетия впереди. До того как я уйду, уж точно.

— А что потом? Кому вы доверите оживление?

— Нам пока не нужно никого оживлять. В любом случае, этот процесс гораздо сложнее и ненадежнее.

«Еще бы».

— А кто тогда проводит криоподготовку?

— Медицинская сестра нашего криоцентра. Рано или поздно ты с ней встретишься. Она очень хороша в своем деле, а Ако у нее учится. Нужно, наверное, и мне взять себе пару учеников помоложе.

Такое положение дел Майлза не удивило. Экстренная криоподготовка является общей медицинской процедурой, даже он с ней знаком — их учили оказывать первую помощь в полевых условиях — и хотя бы теоретически знает, что нужно делать. В стационарных, а не в экстренных условиях процедура имеет больше тонкостей, но в результате меньше вероятность получить криоамнезиию или другие нежелательные побочные эффекты. Чем менее травматичен процесс, тем легче восстановление, и все же хладнокровно решиться сойти во тьму, пока ты еще дышишь…

— Об этом довольно страшно задумываться, — честно признался Майлз.

— Для большинства это последний выбор, когда других уже просто нет. Мы все к нему приходим со временем. Никто не хочет умереть от инфаркта посреди ночи и никогда не проснуться, а лежать и гнить… Безопаснее не доводить до такого. — Губы Тенбери дрогнули. — Хотя в наши дни некоторые корпорации пытаются расширить рынок, убеждая клиентов соглашаться на заморозку в более раннем возрасте. Не уверен, сработает ли такая арифметика.

— Неэластичный спрос, — согласился Майлз; разговор его увлек. — Увеличение числа клиентов сейчас означает сокращение их впоследствии. Чересчур кратковременная стратегия для такого долгосрочного проекта.

— Да, разве что для тех, кто упустил свой шанс.

Настала очередь Майлз задуматься.

— Но вряд ли они охватили рынок на все сто процентов, даже сейчас. Что насчет верующих?

— Конечно, до сих пор существует небольшое количество отказников.

— Отказников?

— Ты ведь не здешний, верно? Видно по вашему акценту, просто я сначала подумал, что ты прожил на Кибо дольше. Раз уж в конце концов попал сюда.

— Меня сюда привело нечто вроде несчастного случая. Хотя я рад, что познакомился с вами.

Отказники, как и оживленные — еще один факт, о котором на чистеньких экскурсиях корпораций не упоминалось. Но даже без краткого любезного объяснения Тенбери Майлз прекрасно уяснил бы смысл этих понятий. Сам Тенбери считал, что число людей, предпочитающих похороны замораживанию по соображениям суеверия, невелико и сильно не возрастет. Майлз вспомнил о сообществах фанатиков-утопистов, практикующих строгое воздержание и вымирающих через пару поколений (хотя какие на Кибо поколения?) и кивнул, отчасти соглашаясь.

Затем Тенбери любезно провел Майлза в дальнюю дверь, через лабораторию, и вывел в другой коридор — слава богу, освещенный, хотя даже свет не убрал тревожащего сходства с гибридом космической станции и морга. Он отпер пустую, недавно отремонтированную криоячейку и показал Майлзу ее устройство, словно чопорный торговец подержанными машинами, расхваливающий свое добро.

— Она кажется… маленькой, — заметил Майлз.

— Внутри свободного места почти нет, — подтвердил Тенбери. — Но тот, кто попал внутрь, вряд ли внезапно проснется и сядет. Я часто задумываюсь, сохраняются ли какие-то воспоминания о пребывании внутри? Но все оживленные, с которыми я говорил, как один утверждали, что никаких. — Он закрыл ячейку и с мягким щелчком запер замок.

— Просто отходишь ко сну, а потом просыпаешься в будущем, которое выбрал для тебя кто-то другой. И никаких сновидений, — согласился Майлз. — Моргнул — отключился, моргнул — включился снова. Как наркоз, но дольше. — Крайнее преддверие смерти, но, несомненно, куда менее травматическое, когда «моргнул — и отключился» не сопровождается иглогранатой, разрывающей тебе грудь. Трудно не согласиться. Майлз провел ладонью по торцу ячейки. — Но что случится со всеми замороженными беднягами — точнее, бедняками — если власти узнают про это место?