В зале раздались смешки, и Марис почувствовала свою силу. Выходит, она может передавать образы словами не хуже Корма! Представить себе глупую неуклюжую птицу – конечно же, это смешно! Она коснулась изменения традиций, и все же они слушают.

– Мы люди, и если в нас есть инстинкт, то это инстинкт, вернее, стремление к переменам. Все постоянно изменяется, и кто умен, меняется сам еще до того, как обстоятельства вынудят его. Обычай передавать крылья от родителей к детям служил нам достаточно долго. И уж конечно, это гораздо лучше, чем анархия и поединки из-за крыльев, практиковавшиеся у Западных в давние Дни Печали. Но это не единственный путь и не самый лучший.

– Хватит болтать! – крикнул кто-то. Марис повернулась на голос и увидела, как в середине второго ряда поднялся рассерженный Хелмер.

– Хелмер, – твердо произнес Джемис, – сейчас говорит Марис.

– Какая разница? – отрезал Хелмер, сложив на груди руки. – Она нападает на наши традиции, но не может предложить ничего взамен. И это естественно. Обычаи служили нам столько лет именно потому, что лучше ничего никогда не было. Порой бывает тяжело, и особенно тебе, Марис, потому что ты родилась не в семье летателя. Но что ты можешь предложить?

Хелмер… Марис прекрасно понимала его чувства. Старая традиция скоро обернется и против него самого – уже обернулась. Он еще относительно молод, но скоро вынужден будет передать крылья дочери – меньше чем через год она вступит в Возраст. Хелмер принимал неизбежное как часть издавна чтимой традиции, а Марис пыталась разрушить то единственное, что придавало смысл и благородство его жертве. «Как он будет относиться к дочери через несколько лет, если все останется по-прежнему? Возненавидит? – подумала Марис. – А Расс? Если бы он не стал калекой? Если бы не родился Колль?..»

– Я могу предложить выход, – громко произнесла она, вдруг поняв, что зал затих в ожидании ее ответа. – Я бы никогда не решилась созвать Совет, если бы не…

– Ты его и не созывала! – крикнул кто-то, и в зале засмеялись.

Марис почувствовала, что краснеет, и испугалась, что собравшиеся заметят ее смятение.

Джемис ударил ладонью по столу:

– Говорить будет Марис с Малого Эмберли. И следующего, кто прервет ее, я удалю с Совета.

Марис благодарно улыбнулась старику.

– Я предлагаю новый, лучший путь. Пусть крылья передаются не по праву рождения или по возрасту, а по единственно важному признаку: по мастерству летателя!

И как только она произнесла эти слова, у нее возникла новая мысль, более важная и более правильная.

– Я предлагаю создать школу летателей, открытую для всех, для каждого ребенка, мечтающего о крыльях. Конечно, требования должны быть очень высоки, и многим придется вернуться ни с чем. Зато каждый получит право на попытку – будь то сын рыбака, дочь певца или корзинщика, – каждый сможет мечтать и надеяться. И для тех, кто прошел все испытания, будет еще одна, финальная проверка. На наших ежегодных состязаниях новичок получит возможность вызвать любого летателя. И если он действительно хорош, если он победит мастерством, тогда крылья его! Таким образом, лучшие летатели всегда будут владеть крыльями. Ну а побежденный летатель может в следующий раз попытаться отбить свои крылья или вызвать другого, более слабого. Каждый, кто действительно хочет летать, должен будет держаться в форме, а тому, кто не любит небо, летать не придется. Более того, – тут Марис взглянула на Хелмера, но его лицо оставалось непроницаемым, – дети летателей должны будут соревноваться с родителями. И они получат крылья лишь тогда, когда смогут доказать, что достойны неба и летают лучше, чем отец или мать. Никому из летателей не придется передавать крылья лишь потому, что их дети вступают в Возраст, когда по всем разумным и справедливым соображениям летатель еще должен быть в небе. Только мастерство будет иметь значение! Только человек, а не право рождения, возраст или традиция!

Она остановилась, чуть было не начав рассказывать о себе. Про то, каково быть дочерью рыбака и знать, что никогда не сможешь подняться в небо. Про детскую боль и отчаяние… К чему? Все, кто здесь находится, рождены летателями, и вряд ли она своим рассказом сможет вызвать у них симпатию к бескрылым, на которых они всегда смотрели свысока. Нет, важно, чтобы не повторилась история с Деревянными Крыльями, чтобы для каждого родившегося на островах маленького мечтателя имелся шанс. Но сейчас это не лучший аргумент. Она и так сказала достаточно. Пусть выбирают.

Марис бросила взгляд на Хелмера, уловила загадочную улыбку на его лице и вдруг поняла: свой голос он отдаст ей. Только что она дала ему возможность вернуть жизни смысл без того, чтобы обидеть свою дочь. Довольная собой, улыбающаяся, Марис села.

Джемис-старший взглянул на Корма.

– Все это звучит очень красиво, – начал тот, даже не поднявшись с места, и при виде его спокойной ухмылки Марис почувствовала, как тают ее надежды. – Красивая мечта дочери рыбака, – продолжал Корм, – и это понятно. Но очевидно, Марис, ты не понимаешь, что для нас значат крылья. Как могла ты надеяться, что семьи, которые летали с незапамятных… летали всегда, вдруг позволят чужаку забрать их крылья? Чужаку, который, не зная традиций и семейной гордости, быть может, даже не сумеет правильно заботиться о крыльях, не будет их уважать? Ты серьезно думаешь, что кто-то из нас вот так просто возьмет и отдаст вековое наследие первому попавшемуся?

Марис не выдержала:

– А ты ожидал, что я отдам свои крылья Коллю, который летает гораздо хуже меня?

– Они никогда не были твоими.

Марис сжала губы и промолчала.

– И если ты думаешь по-другому, то сама вбила себе в голову это, – неумолимо продолжал Корм. – Если бы крылья принадлежали летателю всего один-два года, испытывал ли бы он такую гордость? Крылья бы тогда… одалживали, а не владели ими, а все знают, что летатель должен владеть крыльями, или он не летатель вовсе! Только бескрылые могут пожелать нам такого!

Марис чувствовала, как с каждым словом Корма зал настраивается против нее. Корм уничтожал все, что она сказала, с такой быстротой, что она не успевала даже ответить. А ответить надо. Но как? Действительно, крылья для летателя все равно что часть тела. Здесь не поспоришь. Марис вспомнила собственные чувства, когда обнаружила, что Корм небрежно хранит ее крылья. А ведь это были даже не ее крылья, они принадлежали ее отцу.

– Крылья рано или поздно приходится передавать, – крикнула Марис. – Каждый летатель знает, что со временем передаст крылья своему ребенку.

– Это другое дело, – снисходительно ответил Корм. – Семья есть семья, это не чужие люди, и ребенок летателя не какой-нибудь бескрылый.

– Вопрос слишком важен, чтобы примешивать сюда глупости о кровном родстве! – Марис повысила голос. – Вслушайся в то, как ты говоришь, Корм! Твой снобизм, презрение к бескрылым… Но разве они виноваты, что законы наследования крыльев таковы, каковы они сейчас?

Резкие, злые слова… В зале явно чувствовалась враждебность. Марис поняла, что ничего не добьется, если противопоставит бескрылых летателям, и усилием воли заставила себя говорить спокойнее.