Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты сказал? дельфинарий? — переспросил Монах.
— Ну да, такой зоопарк, только для дельфинов, они там живут, отдыхают, плавают. Сам не был, папа рассказывал.
Монах задумался, а я с жаром добавил:
— Ты же сам говорил, что Бог — это свобода! Значит, ты как свободный человек можешь поехать в Сочи к дельфинам!
— Могу поехать, а могу и не поехать, — покачал головой Монах. — Боюсь я иногда этой свободы. Как там будет… А тут все ж понятно, в четырех стенах-то. В 7.00 подъем, в 22.30 отбой, за нарушение режима — на крытку.
— Ну а сам Бог-то чего хочет? Чтобы ты поехал дельфинов дрессировать? Это же он тебе так подсказал? Мечта-то хорошая, светлая!
Монах почесал подбородок.
— Наверное. Про дельфинов мне как раз брат Антоний рассказывал. Он до Чечни в морской пехоте служил и в море видел, как они прыгают, говорит, очень хорошие. Добрые. — Его веснушчатое лицо расплылось в широкой мечтательной улыбке. — Даже знаешь, что рассказывал? Что раньше человек и дельфин были братьями, но потом из-за этой же проклятой свободы человек выбрал черную дорогу и стал злым, научился воровать, убивать, воевать, ну и все такое. А дельфин так и остался добрым. Поэтому они такие веселые, счастливые, у них нет никаких четырех стен, они только плавают в море, веселятся… Вот кем было бы здорово стать — дельфином. Но такого, ясен пень, в обычной жизни не бывает, — Монах усмехнулся, — вот я и придумал, что для счастья надо с ними дружить. Вот чего хочет Бог, чтобы я был счастливым. И ты тоже, и брат Антоний, и Леха Лысый, и воспитатели, и старшаки, и все-все-все.
Слова Монаха, с одной стороны, были вроде бы и понятны, а с другой стороны — он говорил как учитель, и в его речи вдруг начинала звучать неискренность. Поэтому я решил для себя, что ничего не понял.
Впрочем, через две недели произошел удивительный случай, после которого я узнал про свободу и про выбор намного больше.
Мировой прогресс тогда только приходил в Россию, поэтому мечтой не только любого мальчишки, но и взрослого был видеомагнитофон или игровая приставка. Увы, это было практически невозможно, а если и возможно, то только за нереальные деньги. Во всем городе я знал только трех счастливых обладателей игровой приставки, но они были жадными и никого в гости не пускали.
Мы с Монахом часто рассуждали, как же это здорово — смотреть фильмы со Шварцем, Рэмбо или Брюсом Ли, а еще лучше — играть в игры, заставляя воинов и волшебников ходить, драться и летать, словно ты сам — Бог, а они — твои верные слуги.
И вот я снова играл в клек во дворе детского дома и, метко сбивая битой из хоккейной клюшки деревянную чурку, уже добрался до звания «капитан», начерченного мелом на асфальте. Вдруг началась какая-то суета, воспитатели открыли ворота, и во двор въехал «москвич-каблучок». Да, ведь все с утра говорили, что должны были приехать спонсоры и привезти подарки.
На грязно-зеленом пикапчике приехал Игорь Белых, полукоммерсант-полубандит, владелец нескольких баров в Пензе. В ту пору у людей с запачканными руками было принято заботиться о своей душе. Они строили храмы, помогали детдомам и, разумеется, «грели» сидевших в тюрьме, то есть привозили им деньги и еду. Детдомовские ребята очень любили дядю Игоря, крепкого мужчину с короткой стрижкой, с руками в синих татуировках, которые в скором времени должны были украсить и их тела.
Машина круто развернулась, и с водительского сиденья соскочил крепыш с короткой стрижкой и весело крикнул:
— Вечер в хату, пацаны! Помогайте разгружаться!
Мальчишки выстроились в шеренгу и принялись передавать друг другу коробки и пакеты с подарками, как пожарные — ведра с водой. В этот момент я понял, что мне лучше уйти, хотя и хотелось помочь.
Пока воспитатели закрывали ворота, мне удалось просочиться сквозь щель. Надо было идти домой. У ребят было чем заняться сегодня вечером, уж точно не доигрывать в клек.
Я брел по следам протекторов, которые оставила машина Белых, пиная какую-то жестяную банку, как вдруг мое сердце нырнуло в самую глубину тела. На куче строительного мусора валялась черная коробка с веселым слоником, показывающим пальцами знак виктории.
«Денди»! Настоящая «Денди» сама меня нашла!
Наверное, она вылетела, когда Белых делал крутой поворот, а одно из колес попало на эту кучу мусора. Я поднял черную коробку. Упаковка была даже не тронута! Пахло от нее как-то волшебно, очаровывающе — свежей типографской краской, новыми чудесными играми и путешествиями в неизведанные миры.
Я замер, прижимая удивительный подарок к груди. Ну что… Надо вернуться? Или нет… Или вернуться?
Блин! Да детдомовцам и так привезли кучу подарков! Там был даже видеомагнитофон «Электроника ВМ-12», и много видеокассет с разными фильмами, и с Брюсом Ли тоже, и мультики, я видел! И игр всяких тоже куча! И это все будут смотреть они, а не я! Вообще непонятно, почему я должен был вернуть им эту приставку.
Ведь у меня никогда не будет такой, и видеомагнитофона тоже не будет, играть я никогда не буду, смотреть удивительные волшебные фильмы тоже!
Да верну я ее, верну! Но потом! Они все равно сейчас ничего не заметят, будут видак смотреть!
Я зашел домой, крепко прижимая приставку к груди. Скажу родителям, что мне ее дал поиграть на лето Саша Долгов. Сам он уезжает в Сочи, а я за это его на гитаре буду учить играть прямо с сентября. А приставку верну осенью.
Приставка, игры, картриджи… это загадочное волшебство полностью поглотило меня в тот вечер, залило, как нефтью, и даже в голову не приходило, что я делаю неправильный выбор, иду не по той дороге. Я даже не думал, что если верну приставку, то меня, может быть, даже пригласят с ними поиграть, и будет намного интереснее, чем играть одному у себя дома в краденый подарок. Даже мысли не появилось, как огорчатся ребята, когда узнают, что у них никогда не будет такой приставки. Не хотел знать, что наверняка будет какое-то расследование и кого-то накажут, может быть, и Сашу Монаха.
Не хотел выбирать, не хотел никакой свободы. Хотел играть — и ничего больше. Что-то черное, липкое и очень приятное охватило меня с ног до головы, и