Точно статуя, она замерла в тени дверного проема. На ней был легкий ярко-алый развевающийся пеньюар, его подарила Люси, когда Джини почувствовала себя настолько хорошо, что ей надоела больничная одежда. Несмотря на все старания отговорить Джордана от визита, она принарядилась, это была попытка очаровать его, он сразу понял. Ей хотелось быть красивой для него.

– Привет, мам! – возбужденно воскликнула Мелани. – Ты выглядишь сегодня красавицей.

– Думаю, вам лучше пойти к себе и комнату, юная леди. – В голосе Джини прозвучала угроза. – Я с вами потом поговорю.

Прежде чем уйти, Мелани тайком взглянула на отца и расстроилась: он на нее даже не смотрел. Он не отрывал глаз от Джини, которая как бы без сил стояла, прислонившись к дверному косяку.

Короткие волосы ее были взъерошены, неподколотые пряди упали на раскрасневшиеся щеки, грудь высоко вздымалась, как будто она, услышав шум на улице, бежала через весь дом и остановилась, лишь когда отворилась дверь и Джордан вошел.

Джини смотрела на него снизу вверх.

Все было как во сне.

В глазах у нее он увидел жар страсти. Пол закачался у него под ногами, когда он погрузился в этот взгляд.

– Я просила тебя не приходить, – голос Джини прерывался.

Эти слова вонзились в его душу, как острый нож, но он постарался скрыть свои чувства.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– Ты, должно быть, соскучился по женскому обществу. Неужели ты не мог найти кого-нибудь другого, а не навязываться мне?

Его губы искривились в ироничной усмешке. Голос настораживающе смягчился:

– Я и не искал никого, Джини. Ты же сегодня оделась для меня. Похоже, ты не настолько сожалеешь о моем присутствии, как пытаешься показать, – спокойно заметил он. – Верно?

Джини попыталась что-то возразить, но ей сдавило горло, и она отвела взгляд от его лица.

– Понятно. Ты полна решимости возненавидеть меня?

Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем она ответила.

– Я никогда не могла бы тебя возненавидеть, Джордан. Просто хочу, чтобы ты ушел из моей жизни.

– Больше я не намерен с этим мириться! – мрачно заявил он и, раскрыв объятия, двинулся к ней.

Джини не знала, что делать, на ее прелестном лице отразилась мука внутренней борьбы, но она в одно мгновение преодолела разделяющее их пространство и бросилась к нему на грудь. Джордан сомкнул руки у нее за спиной и так крепко обнял ее, что почувствовал боль в ушибленных ребрах.

– Я совсем запуталась, Джордан, – пробормотала она. – Хочу, чтобы ты ушел, и одновременно…

Он крепко прижимал ее к себе, зарываясь лицом в ее волосы, вдыхая только ей присущий аромат, ощущая нежность шелковых локонов, теплоту кожи, потрясающее единение их тел.

Об этом он мечтал в своих снах. Теперь это стало реальностью. Она сама стала реальностью. Пускай она не хочет его, но она жива. Мрачный призрак, наполнявший его жизнь отчаянием все эти годы, растаял. От счастья, что она жива, он даже не мог сердиться.

– Это тянулось так долго! Всю жизнь, слышался его приглушенный голос. – Больше я тебя не отпущу.

Джини слушала, замирая в его объятиях, и не могла вспомнить ни одного из подготовленных заранее доводов, которые доказали бы ему, почему он должен оставить ее в покое. Она так долго была одна! Опьяняющий восторг от того, что он рядом, пусть на несколько часов, оказался слишком велик – Джини не могла оторваться от него. Когда Джордан держит ее у себя на груди, мир для нее больше не существует, ей все равно, каковы их отношения, ей безразлично все, кроме того, что она умирает от любви к нему. В это мгновение она уже не думала о том, что они принадлежат разным мирам. Единственное, что ей было нужно, – еще раз ощутить восторг обладания. Через несколько минут она опять увидит все в истинном свете и сможет противостоять ему.

А для него жизнь снова наполнилась надеждой.

Джордан мягко дотронулся губами до губ Джини. Едва он коснулся ее дрожащих губ, его руки судорожно обхватили ее плечи. Два тела – нежное и мужественное – соединились в одно, всю силу бурной страсти выдал их поцелуй.

– Я жил в аду, с тех пор как ты ушла от меня, Джини, – прошептал он хрипло, и его язык продолжил свое восхитительное путешествие – она была сладкая, как мед. – Я никогда не переставал любить тебя. Никто, ничто не могло заполнить пустоту в моем сердце.

Теперь его губы спустились ниже, лаская ее нежную шею.

– Джордан! О, Джордан… Мне нужно сказать тебе, чтобы ты ушел. Но посмотри на меня, – ее тихий голос дрожал от горячего желания.

Ее тело прогнулось, и он почувствовал всю полноту безмолвного ответа. Ее мягкость и уступчивость сводили его с ума. Он гладил ее тело так жадно, будто все эти годы вообще не знал женщин.

– Если ты в самом деле любишь меня, то уйдешь отсюда и забудешь меня, – беспомощно шептала она, стараясь подавить рыдания.

– Я не понимаю такой любви, Джини, – проговорил он, еще крепче прижимая ее к себе стальными руками. – Ты мне нужна. У меня разрывается сердце, так я хочу тебя. Вот это для меня любовь. Я слишком долго жил без тебя, чтобы отпустить теперь, едва нашел снова.

– Ты никогда не знал, что значит бояться, Джордан.

– Ты не права, я боюсь сейчас. Боюсь, что опять тебя потеряю.

Он не мог говорить, его захлестнуло желание. Он медленно подвигался, прижимая ее к стене, заставляя почувствовать ту страсть, которую будило в нем ее малейшее прикосновение, он хотел, чтобы она поняла, как сильно он хочет ее.

– Тринадцать проклятых лет я думал, что тебя нет на свете, – в его голосе звучала острая боль. – Вместе с тобой что-то умерло и во мне. – Его руки ласкали нежную кожу на ее шее. – И вот я нахожу тебя живой. Много ли мужчин получали такой шанс в жизни? Тринадцать лет я повторял: «Если бы только Джини была жива, все было бы по-другому». Много ли таких «если бы только» сбывалось? Ведь это чудо, любовь моя! Надо быть дураком, чтобы теперь уйти.

Она задрожала от его слов, в глазах заблестели слезы. За эти годы она тоже не раз думала: «Если бы только…» Ее пальцы ласково дотронулись до синяков, нарушавших совершенную красоту его бронзово-загорелого лица.

– Тебе сегодня было больно… из-за меня, – проговорила она.

Он взял ее руку в свою и поднес к губам. Джини ощутила прикосновение горячих губ, сначала между пальцами, а потом на тонком запястье, где от его прикосновения бешено забился пульс. Джини затрепетала.

– Когда я увидел тебя там, в толпе подростков, Джини, я не поверил, что это ты. Я просто думал о тебе. Я бы восстал против всех сил ада, лишь бы опять найти тебя.

– Но тебя могли задавить!

– Главное, что я остался жив. – Опять в его голосе послышался стон желания. На губах заиграла знакомая лихая улыбка, изгоняя последние слабые попытки Джини контролировать свои чувства.