называемую мхатовскую норму, когда слышится не «цветочек аленький», а «цветочек алэнкый». «Верхный», «синэй», «тихый». Не «космический», а «космической», не «долгий», а «долгой». Не «согласитесь» с мягким «сь» на конце, а «согласитес», с твердым окончанием. Алиса сидела с выпученными глазами.

– Лучше я вообще молчать буду, – в конце концов ошарашенно сказала она.

* * *

Малышка Ева играла со старшими девочками в прятки. Подбежала к маме и грозно и громко крикнула: «Ку-ку!»

– Ева, от твоего «ку-ку» можно кукукнуться! – от неожиданности подпрыгнула на стуле Катя.

* * *

Алиса готовила подарок на Двадцать третье февраля. Что-то рисовала, приклеивала блестки, звезды. Но подошла Ева, которая решила исправить рисунок по своему вкусу и все закалякала. Алиса чуть не плакала от горя. Подарок был безнадежно испорчен.

– Не переживай, я же видел, какую красивую открытку ты мне нарисовала, – успокоил дочь отец семейства.

– Папа! Это не для тебя! – залилась горючими слезами Алиса.

* * *

Катя даже в аптеку нормально сходить не может.

– Можно мне новопассит?

– А не хотите попробовать наш аналог? Очень хороший, – с энтузиазмом предложила фармацевт.

– Как называется? – из вежливости уточнила Катя.

– Незвирин!

– В смысле я незвирин или в принципе от жизни незвирин? А на какой срок незвирин? В смысле как долго действует? А он только незвирин или неорин, незвинин, небухтин, нежирин тоже? А то мне неорин на детей нужен. И на мужа заодно. Неорина у вас нет случайно? У вашего, то есть нашего, незвирина есть побочные эффекты? Может, в голове незвенины появляются? Ну голоса потусторонние? А то мне своих хватает – как начинают звенин в четыре голоса, так никакие наушники не помогают. Понимаете, у меня трое детей, муж и свекровь. А свекровь так звенин, что соседи слышат. Точно, давайте ваш незвирин – свекрови отдам! Заодно и побочку проверю.

– Женщина, я же как лучше хотела, а вы такая злая. Держите ваш новопассит, – обиделась фармацевт.

Катя рассказала свекрови про появившийся новый препарат отечественного производства под названием «незвирин».

– Хорошие таблетки, – ответила свекровь. – Тебе бы подошли.

* * *

Катя на нервной почве и от тотальной усталости опять начала набирать вес. А как не есть ночью, если она целый день возит туда-сюда троих детей – в сад, в школу, на тренировки, из сада, с тренировки, в магазин. Днем поесть забывает и вспоминает, что не обедала и не ужинала, только в ночи. Еще несколько лет назад она купила себе весы, которые с ней разговаривают. Новомодная модель, определяющая степень ожирения, процент жировой ткани и так далее. Почему Катя эти умные весы еще не выбросила, я не знаю. Не весы, а абьюзер в чистом виде.

Катя встала на них и приготовилась к самому страшному. Но искусственный интеллект выдал нечто новенькое:

– А это точно вы?

– Да, блин… – ответила весам Катя.

– Если это вы, то у вас первая степень ожирения, – отреагировали весы и порекомендовали снизить потребление калорий на шестьдесят два процента.

* * *

Катя вообще любит общаться с техникой, что я, если честно, не понимаю. Я бы давно разбила телефон, ноутбук и все гаджеты, которые решили бы со мной вступить в дискуссию.

Едем с ней в машине. Алиса, которая электронная, а не родная дочь, показывает маршрут. Кривой настолько, насколько это возможно.

– Да иди ты… – замечает Катя.

«Я сделаю вид, что этого не слышала, – отвечает Алиса в письменном виде. – Может, начнем сначала?»

– Да пошла ты… – Катя говорит электронной Алисе, куда именно она должна пойти.

«Включить расслабляющую музыку?» – уточняет интеллект.

– Музыка бывает спокойной, успокаивающей, тихой, приятной, в конце концов! Это ванна бывает расслабляющей! – ору уже я. – И как ты ее терпишь? Почему не отключишь? – спрашиваю у подруги.

– Иногда помогает на нее проораться. Она в какой-то момент зависает и не может ответить.

На мне у Алисы, видимо, сломалась матрица. Она молчала остаток дня и не включилась на следующий день.

«Ты ее добила синонимами», – написала мне Катя.

* * *

Катя рассказала, что за время карантина Ева успела забыть бабушку, Катину свекровь. Если остальные члены и друзья семьи привыкли к Евиной девичьей памяти, граничащей с полной амнезией, то свекровь обиделась всерьез.

Я прекрасно понимаю и чувства Кати, и чувства свекрови.

Сима, на тот момент двухлетняя, совершенно не помнила меня – свою мать. Стоило снять домашние джинсы и распустить волосы, дочь начинала делать вид, что со мной не знакома. Как-то она гуляла с папой, а я подъехала к ним на машине. Машину я вожу в очках. Наклонилась посюсюкать к дочери. Сима заорала на всю улицу и больно ударила меня по лицу. От удара очки слетели и поцарапали щеку. Я была уставшая и голодная, поэтому села на бордюрчик и горько заплакала, вытирая кровь. Сима кричала как резаная, я рыдала все сильнее, прохожие шли мимо и спрашивали, что случилось.

– Она маму не узнала, – отвечал супруг, отчего я заходилась плачем с новой силой. Получалось, я такая плохая мать, что ребенок меня даже не узнает. Многие женщины готовы были тут же удочерить Симу и стать новой женой моему мужу.

Когда сыну было тоже около двух лет, мы с мужем уехали на неделю отдыхать, оставив его бабушке. Вернулись загорелые. Отца сын признал сразу. А когда я склонилась над детской кроваткой, у ребенка случилась истерика. Вася спросонья увидел над собой незнакомую черную тетку, которая тянула к нему руки и чмокала губами. Он от меня шарахался еще несколько дней.

Впрочем, когда я сама была уже не совсем маленькой, а вполне вменяемой девочкой-четвероклассницей, тоже не узнала маму. Я жила у бабушки в северокавказском селе. Мама приезжала время от времени, раз в полгода где-то. И каждый раз я заливалась слезами и убегала в курятник прятаться. В нашем селе все женщины ходили в длинных юбках и платках. Мама приезжала из столицы в модных штанах-бананах ярко-желтого цвета и красной майке, оголявшей одно плечо. Вместо привычных в деревне платка и косы она завивала короткие волосы и красила их то в красный, то в рыжий цвета.

– Машенька, это твоя мама приехала, – выманивала меня из курятника бабушка. – Она привезла тебе подарки.

На слово «подарки» я высовывала нос и бочком подходила к пакетам, которые мама держала на вытянутых руках. Хватала их и молниеносно скрывалась в курятнике. Через минуту раздавался мой рев, от которого начинали заполошно кудахтать все куры. Мама привозила мне желтые брюки или комбинезон и туфли на каблуке. Я понимала, что никогда в жизни