Потому что ее первая близость с мужчиной не была счастливой. Костя навсегда запомнил тот день, когда Таня, вытирая слезы, рассказала ему, как ее изнасиловали. Она была еще школьницей, возвращалась домой через старый сад, когда на нее напал какой-то урод. Все было резко, быстро, больно… Потом он ушел, а она до самого вечера пролежала в высокой траве, не в силах подняться с места.

Но она так и не сказала правду своим родителям, ей было слишком стыдно. К тому же, от шока она не смогла сопротивляться, и на ее теле не осталось ни единого синяка. Таня боялась, что из-за этого ее не поймут, обвинят в чем-то, что на ее будущем уже стоит крест. По сути, Костя стал первым человеком, которому она открылась.

Он не собирался отталкивать ее и не считал виноватой. Он ценил ее доверие как величайшее из сокровищ! Таня почувствовала это, потянулась к нему — и между ними все было по-настоящему красиво, так, как она заслуживала.

А потом оказалось, что в ту же ночь она забеременела. Костя такого не ожидал, но он был счастлив. Он поспешил расписаться с ней, он и мысли не мог допустить, что его ребенок родится вне брака! Они с Таней стали жить вместе, обустраивали комнатку, выбирали вещи…

Лишь одно омрачало эти дни: у Кости теперь не было ни времени, ни денег, чтобы ехать в колонию или даже искать того, кто подставил их, здесь, в Москве. Но Валерка Солодов никогда не винил его за это. Он знал, как сильно изменилась жизнь Кости, из переписки, и ничего не требовал.

Однако ему и не нужно было требовать. Костя всегда руководствовался только своими принципами, и они не давали ему покоя. Но он глушил голос совести тем, что скоро все изменится. Пусть родится ребенок, пусть все устаканится, и тогда он снова поедет на север.

Роды у Тани начались раньше срока и были непростым. Она справилась — и он, стоявший под окнами роддома, узнал, что у него родилась дочка. Это окончательно вытеснило мысли о Солодове из его головы, заставив сосредоточиться на настоящем моменте.

Теперь он с нетерпением ждал возможности забрать своих девчонок домой. Прошло не так много времени, однако для Кости день шел за два. Он волновался о них, он скучал по Тане. Да и потом, недоношенная девочка, родившаяся холодной зимой… С ней все будет в порядке? Точно?

Ему нужно было знать наверняка, поэтому он кружил вокруг роддома, ожидая возможности поговорить с врачами. Хорошо еще, что Андрей вошел в его положение и подменил на работе!

Вот вышла знакомая медсестра — самое время… Костя дождался, пока она подойдет поближе, и шагнул на дорожку перед ней.

— Фух ты, господи, напугали! — подхватилась женщина. — Снова вы?

— Снова я, — подтвердил Костя.

— Да сколько ж можно!

— Я волнуюсь за них. Как они?

— Да как все! Честное слово, такого пронырливого папашу первый раз встречаю! Угомонитесь уже, а? Жена у вас здоровая, девочка крепенькая, все хорошо будет!

Костя не был оскорблен, потому что видел: медсестра ворчит скорее по привычке, на самом деле ее умиляет его забота.

— Но у меня ведь особенная ситуация, вы должны признать, — заметил он.

— Что ж в ней особенного?

— Девочка-то недоношенная, слабенькая…

— Да кто вам сказал такую глупость? — рассмеялась медсестра.

— В смысле?

— Обычная девочка, родилась ровно в срок, крепенькая и сильная. Так что угомонитесь, папаша, все у вас отлично!

— Ровно в срок? — эхом повторил Костя.

— Конечно. Не знаю, кто вам наплел эту глупость про недоношенную — опять умельцы в консультации со сроками ошиблись, небось! Но мне можете верить, я детей нянчу уже двадцать лет, на всех насмотрелась. Ваша девочка — умница, все девять месяцев отсидела в животике и родилась, когда надо!

Медсестра пошла дальше, а Костя так и продолжил стоять на месте, хотя ветер подул сильнее и с неба посыпался колючий мелкий снег. Женщина, должно быть, думала, что это он от облегчения. А он все пытался понять, как такое возможно. Скорее всего, она ошиблась, перепутала его с кем-то другим! Хотя вряд ли, он так часто появлялся у роддома, что его уже все знали. Но то, что она сказала, просто невозможно!

Девять месяцев назад он даже не подозревал о существовании милой, идеальной Танечки.

Кира сразу видела, что это большой дом. Но лишь теперь, обходя его, она понимала, насколько он огромный. Заблокированные окна стирали связь с внешним миром, и от этого казалось, что она застряла на какой-то космической станции, а снаружи ничего нет — только голая, безжизненная пустыня.

Она и рада была бы знать, куда идти, но марки были слишком сомнительной подсказкой. В какую комнату они направляли? Или они просто указывали на письмо? Так ведь нельзя отыскать одно маленькое письмо в этой пирамиде! Поэтому она осматривала комнату за комнатой, пытаясь понять, что хотел сказать ей Шереметьев.

Сначала она делала это одна, потому что с утра Илье было совсем уж плохо. Его бравады хватило лишь на то, чтобы запретить ей вызов врача, но никак не подняться. Однако спустя пару часов ему стало лучше, и он присоединился к ней в длинных, неярко освещенных коридорах особняка.

— Так в чем фишка с камнями? — полюбопытствовал он. — Почему именно камни?

— Потому что Шереметьев, похоже, очень хорошо знал меня и мою жизнь. И мне от этого жутко!

— Могу понять. Но вопрос «почему именно камни» остался без ответа.

— Потому что мой дед был геологом, — пояснила Кира. — Он очень любил свое дело, много рассказывал мне обо всем на свете. Он видел, что мне нравятся разноцветные камушки, и приносил их мне. Поэтому я в них неплохо разбираюсь.

Это, пожалуй, были лучшие годы ее детства. Мать тогда еще держала себя в руках, дед ее сдерживал, в их доме было тихо и уютно. Она смотрела на камушки, и весь мир казался ей разноцветным и сказочным.

А потом она выросла и узнала, что за порогом родительского дома скрывается далеко не волшебная долина.

— Так может, Шереметьев был другом твоего деда? — предположил Илья.

— Может, но тогда он был очень хреновым другом.

— В смысле?

— Мой дед умер давно, и с тех пор многое покатилось под откос. Мы с мамой тогда здорово нуждались в такой вот фее-крестной, как Шереметьев. Но он не пришел, и нам пришлось выкручиваться самим. А что я вижу теперь? Он следил за мной, знал обо мне! Почему он дождался смерти, чтобы рассказать мне об этом?

— Без понятия… Да, странный дядька был!

Кира только хмыкнула: ей везло на странных в последнее время! Теперь Илья ночевал в соседней спальне, и стены в доме были довольно тонкими. Да и зачем Шереметьеву делать идеальную звукоизоляцию внутри собственного дома?

Благодаря этому она и слышала, что спит ее временный сосед неспокойно: стонет, говорит что-то, а потом вдруг крикнул — и стало тихо. Скорее всего, он проснулся, и больше из-за стены не доносилось ни звука.