Кира не сомневалась, что его мучают кошмары. Но сейчас сложно было сказать, привык он к ним или это одно из проявлений лихорадки. Она решила не показывать, что знает о нем такое, и предпочла тему, которая давно уже была ей известна.

— Так почему ты стал вором?

— А почему нет? — улыбнулся он, и улыбка была на удивление заразительной, совсем не подходящей уголовнику.

— Очень смешно!

— Жизнь складывается по-разному. То, что я делаю, помогает оплатить счета и не помереть с голоду.

— Да, а иногда подкидывает бонусы вроде изрезанного… всего! Ты ведь не всегда был вором, не так ли?

— С чего ты взяла? Может, я с детства в деле! Начал обчищать карманы — и пошел по карьерной лестнице!

— Рассказывай эти байки кому другому. Нет, раньше у тебя была совсем другая жизнь. Ты получил отличное образование, у тебя была классная работа, а потом все покатилось к чертям. Я права?

Илья отлично владел собой, так, как немногие могли, но тут уж даже он не сумел скрыть свое изумление. А Кире было совсем несложно: работая уличным художником, она научилась смотреть на людей правильно и по лицу понимать то, что скрыто у них в душе.

Она достаточно долго наблюдала за Ильей, чтобы теперь ни в чем не сомневаться. У него просто не было крадущейся настороженности вора, создания, привыкшего таиться в тенях. Нет, он держал спину прямо, двигался уверенно, он привык быть хозяином жизни. Чем бы он ни занимался раньше, это требовало смелости и решительности, наглости даже.

Но что могло произойти, почему он изменился? Такие люди, как Илья, не ломаются от первого же порыва ветра, должно было произойти нечто грандиозное! Однако вычислить эту деталь было сложно, а Илья не собирался откровенничать.

— Неплохо, — оценил он. — Расскажи-ка лучше о себе, Золушка. Про себя я и так все знаю, а про тебя — нет. Про меня скучно!

— Про меня тоже не триллер будет, — пожала плечами Кира. — Росла в обычной семье, пока был жив дед. Мама… мама у меня была несколько инфантильная, и нормальной она оставалась, только пока дедушка решал все вопросы. Но потом он умер, я была еще несовершеннолетней, и все проблемы пришлось решать ей. А у нее не получалось, и проблемы увеличивались, как снежный ком.

— Сложные у вас с мамкой были отношения, так?

— Не то чтобы сложные, и зла на нее я не держу. Она старалась, как могла, но она просто не умела. Моя мама выросла в обеспеченной семье, всегда получала, что хотела. Поэтому когда ей нужно было делать что-то самой, оказалось, что ее этому не научили. Становилось все хуже и хуже… Мы жили в провинции, но мама продала большую квартиру деда и многие его вещи, чтобы мы переехали в Москву. Ей казалось, что только там настоящая жизнь. К тому же, у нее там когда-то жили друзья, и она лелеяла надежду, что нам помогут.

Однако Москва не спешила принимать их с распростертыми объятиями. Большой город ценил большие деньги, а денег у них как раз было немного. Ее мать была далека от торговли, ее несложно было обмануть, и за дорогое наследство деда она получила куда меньше, чем могла. Им едва хватило на маленькую, убитую квартирку на окраине Москвы. Это была заветная жизнь в столице, но куда более тяжелая и жестокая, чем жизнь в провинции.

Ее мать и сама это видела, но вместо того, чтобы искать решение проблемы, она предпочла самый простой выход: начала пить. Кире волей-неволей пришлось взять на себя заботу о хозяйстве, хотя ее скромных возможностей отчаянно не хватало.

Деньги быстро заканчивались, толкового дохода не было, однако мать убеждала ее, что все будет хорошо. Кире только и оставалось, что верить ей, потому что сама она была слишком мала, чтобы идти работать.

— У матушки и правда был план, — усмехнулась она. — Такой же провальный, как и все остальные. Она показала мне, что мы еще не на дне, что нам падать и падать.

Мать продала квартирку, обменяв на комнату в коммуналке. Комната, справедливости ради, была чуть лучше по условиям, однако соседи их сразу невзлюбили, и это многое усложнило. Нет, лично к Кире вопросов не было, на нее просто распространялась та злость, которую многие испытывали к ее вечно пьяной матери.

— Как и все алкоголики со стажем, матушка постепенно теряла человеческий вид. Похмелье у нее протекало очень тяжело, и она готова была на все, чтобы быть пьяной. Она стала реже мыться, шаталась по каким-то помойкам… Печальное зрелище. Многие соседи тогда винили меня: мол, я не смотрю за матерью. Но что я могла сделать? Нельзя помочь человеку, если он этому отчаянно сопротивляется. Я в ту пору заканчивала школу, я вот-вот должна была стать самостоятельной и все изменить. Я мечтала об этом!

Но она не успела. Вскоре после своего заветного восемнадцатилетия Кира узнала, что их комнатка продана.

— Нельзя сказать, что на этот раз матушка осознанно сделала глупость. Ее просто обманули, а она была так пьяна, что ни черта не поняла. В итоге мы остались и без денег, и без жилья. Она тогда рыдала в три ручья и била себя пяткой в грудь, убеждая меня, что все вернет через суд. А толку? Я видела, какие люди ее развели. Если бы она попыталась с ними судиться, ее труп нашли бы в какой-нибудь лесополосе, а то и вовсе не нашли бы. Пришлось срочно собирать вещи и бежать.

Вот теперь все и правда зависело от нее, но это оказалось не такой радостной переменой, как ожидала Кира. Пока ее одноклассники поступали в университеты, она искала жилье и работу. В первый год после выпуска она и думать не могла о том, чтобы учиться дальше. Но потом стало спокойней, она сняла им комнату, устроилась официанткой, позже, наловчившись, стала подрабатывать барменшей — помогала яркая внешность и умение найти общий язык с кем угодно. К следующему сентябрю она накопила достаточно денег, чтобы поступить в художественное училище.

Весь этот год ее мать, словно почувствовав свою вину, старалась сдерживаться, пила мало и дома, по дворам больше не шлялась. Но когда Кира пошла учиться, ей почему-то показалось, что теперь у них все хорошо. Раз дочь расслабилась, то и она может себе позволить.

— Говорю же, ее баловали всю жизнь, — вздохнула Кира. — Она устала быть не принцессой. Угадай, куда понесло снова нацепившую корону принцессу?

— Туда, где наливают.

— Бинго. Но наливали там не бесплатно, из дома стали пропадать деньги, а когда я, сообразив, что к чему, стала их прятать — вещи. Мои вещи, потому что у нее ничего приличного давно уже не осталось.

Может, если бы она была постарше, ей было бы легче. Но Киру сжигала обида: у нее не только отняли детство, ее погрузили в мир, где даже взрослые не всегда выживают. Она чувствовала, что может сломаться, уподобиться матери, она слишком устала бороться.

Однако сложилось иначе: ее мать умерла от воспаления легких. Кира осталась совсем одна, и это, с одной стороны, пугало ее. Но с другой, исчезло чувство, что кто-то тянет ее вниз. Кира стыдилась таких мыслей, никому не призналась бы в них, а выжечь в себе не могла. Ей стало проще дышать, ей уже было не страшно возвращаться домой. Правда, училище она так и не окончила, смысла не видела. Она поняла, что ее картины готовы покупать и это приносит не самый плохой доход. Кира осознавала, что это не работа на всю жизнь, так долго продолжаться не может. Но после всех кругов ада, которые она уже прошла, ей нужно было хоть немного покоя. Никуда не рваться, не прыгать выше головы, а просто… просто жить.