Но так ведь «немкой» Александрой Фёдоровной и «немецким шпионом» Распутиным дело не ограничивалось – самому императору Николаю Второму приписывали намерение «открыть фронт немцам»! К сожалению, слухи эти распространяли не столько крестьяне и запасные солдаты, сколько генералы и депутаты Государственной Думы. Впрочем, на роли Государственной Думы в нагнетании ситуации в стране придётся остановиться отдельно.

Конечно, слухи о «немецком влиянии» были не безосновательны! – действительно, немецкое влияние в годы Первой Мировой войны было очень даже сильно!

О том, до какой степени (и в каком направлении) Германия стремилась «повлиять» на своего противника, свидетельствует содержание другой немецкой листовки (1915 года): «Солдаты! В самые трудные минуты своей жизни обращается к вам, солдатам, ваш царь. Возникла сия несчастная война против воли моей: она вызвана интригами великого князя Николая Николаевича и его сторонников, желающего устранить меня, дабы ему самому занять престол. Ни под каким видом я не согласился бы на объявление войны, зная наперёд её печальный для матушки-России исход: но коварный мой родственник и вероломные генералы мешают мне в употреблении данной мне богом власти, и, опасаясь за свою жизнь, я принуждён выполнить всё то, что они требуют от меня. Солдаты! Отказывайтесь повиноваться вашим вероломным генералам, обращайте оружие на всех, кто угрожает жизни и свободе вашего царя, безопасности и прочности дорогой родины. Несчастный ваш царь Николай».

Так что немцы отнюдь не были «кукловодами», дёргающими за нитки «послушных марионеток» из русской Ставки и Царского Села! Но все промахи и недочёты, взаимные склоки и подозрения, вообще – любые российские «минусы», они немедленно использовали и обращали в свои «плюсы»… Трудно осуждать за это немцев (действовавших в условиях невиданной по ожесточённости войны). Но как не осудить тех русских, которые с преступным легкомыслием заглатывали эту гибельную наживку?!

§ 3.1. Однако же одно дело – сплетни, другое – публично брошенное обвинение в измене. Такое обвинение в адрес императрицы Александры Фёдоровны и её окружения было выдвинуто в ноябре 1916 года с трибуны Государственной Думы лидером кадетов Милюковым. Это был откровенный вызов; перчатка, брошенная в лицо власти.

Непримиримая позиция русских либералов по отношению к собственному правительству (более того – их твёрдое намерение «именно из-за войны» активизировать борьбу с правительством!) проявились очень рано. Например, член ЦК кадетской партии Родичев – который будет так старательно «подголашивать» Милюкову во время его исторической ноябрьской речи – ещё в 1914 году восклицал в узком кругу: «Да неужели вы думаете, что с этими дураками можно победить!» А другой член кадетского ЦК – Маклаков – ещё до начала войны выражал уверенность в скором разгроме царской России.

В октябре 1916-го – когда страсти в обществе накалились до предела – в Москве состоялся съезд председателей губернских управ (от 28 губерний). В заявлении съезда говорилось о том, что «зловещие слухи о предательстве и измене, о тёмных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путём разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел». В том же духе была составлена Декларация, которую оппозиция намеревались огласить от лица Государственной Думы.

Но подлинно эпохальное значение имела ноябрьская речь Милюкова – ставшая известной всей России под неофициальным названием «Глупость или измена?» (именно этот риторический вопрос рефреном звучал в выступлении Милюкова, перечислявшего подлинные и мнимые вины правительства). Это был своего рода «выстрел Авроры»; сигнал, по которому русская оппозиция бросилась в атаку на власть.

§ 3.2. Обвинения, брошенные Милюковым, нельзя назвать совсем уж «голословными». Он честно называл источники информации (некоторые даже предъявлял и цитировал на языке оригинала).

Выглядело это так: «У меня в руках номер «Берлинер Тагеблатт» от 16 октября 1916 года и в нём статья под заглавием «Мануйлов. Распутин. Штюрмер»…». Или так: «Особенно интересна была передовая статья в «Нойе Фрайе Прессе» от 25 июня. Вот что говорится в этой статье…». Или так: «Откуда же берут германские и австрийские газеты эту уверенность, что Штюрмер, исполняя желание правых, будет действовать против Англии и против продолжения войны? Из сведений русской печати…». Или так: «Я сказал свой источник – это московские газеты, из которых есть перепечатка в иностранных газетах. Я передаю те впечатления, которые за границею определили мнение печати…».

И все эти заграничные «впечатления» Милюков передаёт, как свои: «Министр-президент Штюрмер свободен от заблуждений, приведших к войне. Он не обещал – господа, заметьте! – что без Константинополя и проливов он никогда не заключит мир. В лице Штюрмера приобретено орудие, которое можно употреблять по желанию…».

Надо сказать, что во время следующей русско-германской войны в немецкой печати тоже можно было найти немало скандального «негатива» о российском военно-политическом руководстве. А сами «источники» были порой куда более солидны, нежели личное мнение какого-то газетчика! – например, речь имперского министра пропаганды Геббельса… Но только тогда в воюющей России на те речи никто не ссылался как на истину в последней инстанции – эти речи служили материалом для пародий клоуна Карандаша! Ну и, само собой, ничего подобного не писалось в отечественных газетах.

Впрочем, один раз Милюков обошёлся без ссылок на прессу (видимо, решив, что все должны верить его личным свидетельствам – даже если он, в силу каких-то непонятных причин, не пожелал раскрыть свои источники информации): «Прошу извинения, что, сообщая о столь важном факте, я не могу назвать его источника…».

А ведь речь идёт не о пустяке! – о том, что премьер-министр и министр иностранных дел Российской Империи Штюрмер передаёт военные секреты врагам (чего, дескать, не было при его предшественнике)! Правда, того человека, который сообщил эту сенсационную информацию Милюкову – во время пребывания последнего в Лондоне, – он называть не желает. Никаких других доказательств для столь тяжкого обвинения в адрес главы российского правительства у Милюкова тоже нет.

А что же есть? Есть нахальство: «Если это моё сообщение верно, то Штюрмер, быть может, найдёт следы его в своих архивах». И оратору тут же подыгрывает с места его товарищ по партии Родичев: «Он уничтожит их!»

Но даже Штюрмер – не главная мишень милюковского красноречия. Штюрмер-то – только четыре месяца назад сменивший Сазонова на посту министра иностранных дел – не с неба свалился. Да и цель милюковского демарша – не в том, чтобы поспособствовать удалению очередного негодного министра, а в том, чтобы окончательно подкосить престиж императорской власти в глазах страны и армии! И потому Милюков таким образом очерчивает круг «главных врагов»: «Я вам называл этих людей – Манасевич-Мануйлов, Распутин, Питирим, Штюрмер. Это – та придворная партия, победою которой, по словам «Нойе Фрайе Прессе», было назначение Штюрмера, – победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой царицы». Вот царица-то и есть – главное лицо на мишени!