дышать, запасать влагу и гумус – то есть работать. А расход солярки – почти пополам.

Севооборот у Кулинского восьмипольный, зернокормовой. Основные культуры – озимые пшеница и ячмень, после них – вика-овёс с подсевом клевера, потом двухлетнее клеверище – без него на севере не обойтись, снова пшеница и ячмень, и раз в восемь лет заделка навоза в полупар после озимых. Каждый последователь – в идеальных условиях, и почва постоянно улучшается. За восемь лет органики и мульчи пашут всего дважды: заделать навоз и поднять клеверище. Остальное время – биоземледелие: солома, диски и культиваторы. «Суглинки пахать нельзя! Их нужно щелевать. Проницаемость почве даёт солома в виде мульчи. А супеси пахать – вообще варварство!»

Главная проблема технологии – навоз.

В режиме переувлажнения он необходим, а с помощью чизеля даёт огромный эффект. Но надо суметь его внести. Быстро разбрасывается и тут же, следом, запахивается ударная доза: до 100 т/га. «Только такая доза и имеет смысл. И только если плуг идёт следом за разбрасывателем. Оставь на два часа в поле – это уже не навоз, и его запашка – чистый убыток. Наши районы вносят на бумаге тысячи тонн навоза – и покупают селитру!»

Навоз у Кулинского работает с огромной отдачей. Но это – огромный напряг с подвозом и внесением, плюс миллиарды семян сорняков. После него три года приходится скрупулёзно гонять бороны и культиваторы. «Я проклял бы навоз, – говорит Николай Андреевич, – но без него следующий урожай на треть меньше, да и потом урожаи будут ниже. Пока это самая дешёвая биологически ценная органика. Но коров всё меньше, и скоро придётся искать замену навозу. Если у вас что-то есть – привозите, мы испытаем». Что ж, теперь у нас есть биопрепараты, которые превращают солому в «навоз».

Сорняков на полях практически нет: поверхностная обработка при умелой организации не оставляет им шансов. «Убрали урожай – тут же дискуем. Через три недели, после дождей, сорняки ковром: мечта агронома! Не взойдут сейчас – весной замучаешься. Тут мы их – культиватором. Мало кто так делает: дополнительная работа. Но зато весной влагу закрыл – и можно сеять».

По шильцам сорняков гоняют бороны. «Борона – самое экологичное орудие: она почти не ест гумус. Плуг съедает полтонны гумуса на гектаре. Культиватор, и тот за один проход ест 50 кг гумуса. А его тут при 3,5 % – всего 800–900 тонн!»

«На Западе главное удобрение – солома. А мы её – в костры!»

Кулинский просчитал, что даёт солома, поэтому вся она остаётся на его полях (рис. 23). Удобрения сошли к разумному минимуму: 20 кг/га действующего вещества – основное, и столько же в августе, клейковину поднять. Гербициды применяются раз в несколько лет и только на отдельных полях: на чистом пару – после заделки навоза, и там, где после плохой зимы всходы сильно изрежены. При этом все поля поражают нереальной чистотой. «Главное – не заделывать семена сорняков вспашкой, а потом не поднимать их!»

РИС. 23

Прочие пестициды практически не применяются. «Моя задача – создать такие условия, чтобы растения сами вырабатывали для себя и агат, и ризоплан, и интавир». И они вырабатывают – судя по урожаю!

А теперь главное. Николай Андреевич оценивает разумность агрономии по трём ясным критериям:

1. Рост показателей качества почвы.

2. Снижение себестоимости продукции.

3. Рост благосостояния земледельцев.

«Прирост урожая – не критерий. Часто он не требует ни ума, ни рациональных усилий – только денег. Не в нём смысл работы! Улучшишь почву – урожай неминуемо вырастет до оптимального предела».

«Урожайность меня давно не волнует. Моё лицо – показатели качества почвы. Рост урожая – естественное следствие роста плодородия». Это «лицо» – график на стене кабинета: все показатели за 22 года работы. Чётко видно, как с годами ползут вверх гумус, влажность, пористость, содержание основного питания. Кривая роста урожаев тут же, поразительно точно параллелится с почвенными показателями. И при этом – не поверите! – постоянно находятся умники, ругающие Кулинского за «брак, растительные остатки на поле». Снимаю шляпу: сие моему разумению неподвластно!

«Мы отказались от предпосевной обработки почвы: после чизеля, под соломой, культура прекрасно растёт и так. Топливо скоро подорожает настолько, что придётся отказываться и от зяби. Химикаты тоже дорожают – а надо ещё и уметь их применять. Арифметика простая: если просто совсем не пахать, пусть урожай даже вдвое меньше – но он и вдвое дешевле».

Эту же мысль я слышал неделей раньше от профессора ВНИИ органических удобрений и торфа Михаила Николаевича Новикова: «Нам, при наших площадях, не нужны большие урожаи. Удобрений, химии и энергии, как в Европе, у нас нет – и не будет. Интенсив в наших реальных условиях – гарантированная экологическая катастрофа. Наш путь – биологическое земледелие. 30–40 ц/га – но дешёвых и чистых. Их нам хватит, чтобы накормить и себя, и всех соседей!»

3. «Нулёвка» – no-till, он же прямой посев

Первыми о «нулёвке» всерьёз задумались, видимо, англичане. В начале 50-х, когда в США и Канаде развернулась почвоохранная политика, исследование почв Англии показало: плодородие сильно ослабло. Одновременно стали дорожать топливо, техника и рабочая сила. Разоряющиеся аграрии стали искать выход.

В конце 50-х фирма «1С1» («Ай-Си-Ай») изобрела гербициды широкого спектра действия. Это возбудило новый интерес к минимальной обработке. С начала 60-х «1С1» развернула масштабные исследования. Целью работ было свести обработку почв к минимуму. Задачей – разработать для каждой культуры оптимальную систему минималки вплоть до прямого посева.

Идея была в том, что если убить стерню или дёрн гербицидом, то сеять можно прямо в него – вообще без обработки почвы. Это давало огромную экономию времени, труда, техники, денег; позволяло растянуть сезон,