Слова куда то теряются. Подсаживаюсь рядом к парню и собираюсь с мыслями, которые буквально превратились в кашу после его признания.

— У тебя брат болел онкологией? — тихо спрашиваю.

— Да. Острый лейкоз. Ему было тоже десять.

В голосе Германа слышится надрыв, а глазах появляется какая-то отрешённая пустота. Ему по-настоящему больно говорить об этом.

— Боже… — сердце словно иголкой протыкают. Прикрываю рот ладонью. — Мне очень жаль. Это больно.

— Не то слово, — мрачно отвечает.

Он смотрит в сторону, как будто находит временной портал, через который возвращается в тот сложный период жизни.

— Его лечили самые лучшие врачи, самыми лучшими препаратами и методами — ничего не помогло. Болезнь сожрала его за полгода. На моих глазах сгорел как спичка, — на последней фразе мужской голос срывается на дрожь.

Герман накрывает лицо ладонями и отворачивается от меня. Не хочет показывать расстроенных чувств, казаться слабым и уязвимым. И тем более напрашиваться на жалость. Ох, как мне это знакомо.

С минуту не трогаю его, давая время прийти в себя и успокоиться. После подхожу сзади и мягко обнимаю его за плечи, чтобы подарить свою поддержку. Знаю, все мы в ней нуждаемся, какими бы сильными и независимыми не были. Аккуратно кладу подбородок на мужское плечо и прислоняю голову к его щеке.

Мне сложно подобрать правильные слова. Я сама никогда не теряла близких, и боюсь даже думать об этом. Поэтому передаю своё тепло через тактильный контакт, надеясь, что оно может согреть парня. Чувствую, как его напряженное тело расслабляется. Он откидывает голову назад, и я заглядываю в его глаза — на пару секунд они открываются мне, пропуская прямо в душу. Она изранена и нуждается в любви. Моё сердце переворачивается в странных чувствах.

Герман опускает веки и сглатывает.

Наклоняюсь к его лицу и кожей ощущаю теплое дыхание. Смотрю на губы. Еще секунда, и я сама целую их. Нежно, без пошлости. Отлипаю от губ и распахиваю глаза. Растерянный серый взгляд устремлён прямо на меня.

Я сделала что-то не так? Виновато опускаю ресницы и мотаю головой.

— Прости … — начинаю оправдываться за свой неожиданный порыв.

Хочу выпрямится, но мужские ладони накрываю шею и тянут меня обратно к губам. Герман целует меня, и я отвечаю взаимностью. Мы растворяемся друг в друге через поцелуй, он совсем не дикий, а очень мягкий и чувственный. Ласкающий и нежный. Приятный до мурашек.

Отлипнув от меня на секунду, Герман разворачивается на кресле, притягивает меня к себе и усаживает на колени. Мы снова целуемся. Долго, неспеша, растягивая удовольствие. Его руки обнимают меня, а я зарываюсь пальцами в копну мужских волос. Облюбовываю его вкусные губы и играюсь с языком — это приятно до легкого спазма в животе. Под ребрами щекочут крылья порхающих бабочек. Грудь распирает от чувств, а сердце бьется быстрее обычного, волнительно подпрыгивая через раз.

Глаза плывут у обоих. Близость накрывает пеленой, обволакивает, вытаскивает наружу чувства. Они тысячами импульсов пробегаются по телу, обжигая кожу. Становится жарко.

Герман звучно отлипает от меня, шумно дышит. Прикрыв глаза, мотает головой.

— Что такое… — не понимаю.

Без его губ становится невыносимо холодно. Сминаю свои и недоуменно смотрю на парня. Он морщит лоб, как будто сопротивляется или даже жалеет о том, что произошло.

Встаю с него и поправляю юбку.

— Чёрт, — давит пальцами на переносицу.

Встаёт с кресла, смотрит куда угодно, но не на меня.

— Мне надо… Есть важное дело, — как-то нервно произносит он. Кивает на дверь. — Доедешь до дома на метро?

— Эм-м, — потираю шею. Ни черта не понимаю. — Да без проблем.

Он тупо хочет меня выпроводить поскорее?

Покраснев, собираю со стола свои вещи. Закинув на плечо сумку, прохожу мимо парня. Слышу, как он тяжело выдыхает.

Быстро надеваю верхнюю одежду и смотрю на Германа, который подпирает стену. Он сильно загруженный. А я до сих пор не поняла, что я сделала не так.

— Пока, — скромно прощаюсь с ним.

Он только кивает в ответ. Поджав губы, ждёт, когда выйду.

Расстроенно толкаю дверь.

Оказавшись на лестничной площадке, слышу, как за мной закрывается Герман. Никуда ему не надо. Никуда он не спешит. Тогда что с ним произошло? Я так плохо целуюсь или… Или что?

Глава 16

Герман

— Давай, сучка, — злюсь то ли на себя или то ли на шлюху, которую трахаю битый час и никак не могу кончить.

Уже раздражает. Тупо устал долбится, блядь. Пот со лба капает на подпрыгивающие накаченные сиськи.

Хлюп-хлюп… Её сто негров до меня что ли ебали, чё она такая дырявая?

Переворачиваю её и хлестаю по заднице, чтобы сжала мышцы, и я смог получить хоть какое-то удовольствие.

Натягиваю волосы, сука стонет, задрав голову, а я звучно и быстро припечатываюсь к ней сзади. Заставляю себя выкинуть из башки всё, что отвлекает и мешает кончить.

— Бляха…Наконец-то, — содрогнувшись, шумно выдыхаю я.

Двигаю бедрами в долгожданном оргазме, «выплевываю» остатки спермы. Стягиваю с члена наполненный презерватив и, перевязав, бросаю на пол.

Откидываюсь на спину, раскинув руки, и дышу как астматик. Часовая долбежка ради нескольких секунд спорного удовольствия.

В мысли опять лезет Лиза. Чёрт, да что за наказанье! Перевернувшись, рычу в простынь и вытираю об неё мокрый лоб. В темноте закрытых глаз всплывает её лицо, милая улыбка, губы, которые робко, но так искренне целуют меня. Это же ненормально?

Пиздец, неужели всё-таки заразился?

Нет. Нет. Нет. Точно нет.

Каждый раз разубеждаю себя, когда меня накрывает подобными мыслями.

Вот на хрена я её посвящал в личную драму? Как так получилось, что я рассказал ей, о чем болит душа? Почему подпустил её слишком близко, чем должен был. Сам не заметил как открылся ей, а она, не теряясь, запрыгнула внутрь и теперь вылазить не хочет. Как зараза, болячка подселилась где-то рядом с сердцем и высасывает с него все соки. Мучает так, что спокойно ни поспать, ни потрахаться не могу.

Это всё не входило в мои планы! Это всё разрушило!

Я должен был трахнуть Лизу раз, два, три, пока не надоест и всё, свободна, девочка. Должен был тачку свою вернуть в конце концов!

А не любоваться её ясными глазами. Не кайфовать от её губ, запаха кожи и нежности, черт её подери! Не улыбаться, когда она улыбается. Не подсаживаться на её чувственные поцелуи, которые с ума сводят.

Не надо меня так ласково целовать! Не надо обнимать меня, как родного! Не надо смотреть на меня