Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ручонками-то не маши, — с угрозой в голосе посоветовал бугай. — Завалим. Ты его, дядька Микол, зачем взял?
— Так, думаю, мы ведь старую ферму разобрать хотели. Чего сами-то пупки надрывать?
— А ведь верно! Умный ты, дядько Микол.
Все четверо захохотали.
— Вы ему на всякий случай руки свяжите, — отсмеявшись, подсказал Микол. — А то как бы раньше времени пристрелить не пришлось. Да, и обыщите тоже.
А ничего интересного в карманах у Максима не было! Даже ключи в машине остались… забыл, бывает. И хорошо, что забыл!
* * *
Вот так вот, под дулами ружей, со связанными за спиной руками, и шагал по лесу господин Тихомиров, уважаемый всеми частный предприниматель, глава клининговой фирмы «Бель Мезон». Мытье полов, чистка покрытий… Господи! Ну и давно же это все было. А ведь и месяца не прошло, как вся эта хрень началась.
* * *
Шли недолго, наверное, с полчаса или того меньше. Лес постепенно редел, тропинка расширилась и вывела на лесную дорожку, дальше зашагали по ней, к показавшимся впереди домикам — вовсе не к дворцам, к уютным разноцветным домишкам какого-то дачного кооператива. Домиков было немного — с десяток — и у каждого аккуратный садик, огород, банька.
Ведущую в поселок дорогу перегораживала сложенная из камней стена высотой около метра, с железными воротами, ранее, по всей вероятности, принадлежавшими какой-нибудь воинской части. За воротами болтался какой-то длинный и тощий парень в синей джинсовой куртке и тоже с ружьем. Совсем еще пацан, лет, наверное, шестнадцати, но ва-а-ажный…
Увидев подходившую процессию, парень выскочил из-за ворот:
— Здоров, дядько Микол! Ну как, удачно сходили? Ой… а кто это с вами? Никак опять — вор?
— Варежку-то прикрой, Васятка, — подходя ближе, с усмешкой посоветовал Микол. Похоже, он был в этой шараге за старшего. — И вообще — почему пароль не спросил?
Парень поморгал белесыми, похожими на поросячьи ресницами:
— Так я ж вижу: свои.
— Видит он… В следующий раз все равно спрашивай. Может, это нас под конвоем ведут.
Торопливо прикрыв ворота, Васятка ухватил за рукав шедшего позади всех бугаину:
— Миш, опять сход собирать будете? Вешать? Ты скажи Миколу… можно мне посмотреть?
— Не будет никакого схода, — хмуро отмахнулся бугай. — Санька Жердяй вернулся уже?
— С утра еще, вот, как только вы ушли. Двух сазанов поймал и щучку.
— Хм… Щучку. Так он дома сейчас?
— Должен бы. Наверное, спит.
* * *
Санька Жердяй оказался мосластым парнем с синими тюремными наколками по плечам, на руках, на пальцах. Бритая наголо голова, постоянное цыканье, презрительно-злобный взгляд тюремного сидельца и кожа, словно припорошенная серой пылью.
— Ну, иди, давай. — Закинув на плечо карабин, Жердяй пнул пленника ногой, обутой в высокий армейский ботинок, и осклабился. — Вот уж не думал, что когда-нибудь вертухаем поработать придется. Знаешь, почему меня с тобой послали?
Макс хмыкнул.
— Потому что мне тебя, фраера дешевого, завалить, что свинью — раз плюнуть. И ты это, козел, знай! Шагай!
Идя через весь поселочек — недолго тут было идти, — пленник краем глаза примечал любопытные взгляды. Вот в домике шевельнулась в окне занавеска… вот от колодца скользнул любопытный женский взгляд… а вот из-за забора сурово взглянул Микол.
— Не туда смотришь, тварюшка! — неожиданно произнес конвоир. — Гляделки-то подними.
Максим поднял глаза… и вздрогнул. Прямо перед ним, на высокой раскидистой сосне, на толстом суку, покачивался на ветру повешенный! Самый натуральный висельник с выклеванными хищными птицами глазами. Неопределенного возраста мужик, судя по виду — бомж. Босые ноги повешенного казались каким-то скрюченными и неестественно белыми, а ногти на них были большими, синевато-желтыми. Целые когти…
Пленника едва не вырвало от такой жуткой картины.
— Что, не нравится? — мерзко захохотал Жердяй. — Попробуешь убежать — сам там же будешь висеть. Во-он на том суку, рядом.
— За что его? — тихо спросил Максим. — Картошку, что ли, у вас украл или грибы?
— Ага, попробовал бы! Мы его так просто… чтоб не бродил рядом! А то ходят тут всякие, понимаешь.
Уголовник снова захохотал, захихикал, потом подтолкнул Максима прикладом:
— Пошел!
* * *
Старая, давно развалившаяся ферма располагалась почти сразу за околицей, метрах в ста от поселка. Длинное приземистое здание с провалившейся крышей смотрело на мир пустыми глазницами окон. Вокруг все заросло каким-то кустами, деревьями, бурьяном, у самого входа — естественно, давно уже без дверей — валялся старый выцветший плакат: «Планы десятой пятилетки — выполним и…».
Наверное, дальше шло — «перевыполним», но тот кусок был оторван.
— Все, пришли. — Вытащив пачку сигарет, Жердяй закурил. — Вон — стена, вон — ломик… а вон там, у кустов, — тачка. Давай работай, не стой!
Пожав плечами, Тихомиров поплевал на руки и принялся сноровисто выламывать ломом кирпичи, выжидая подходящий момент, чтобы ударить этим ломиком по лысой башке Жердяя. Однако тот вел себя осторожно, слишком близко не подходил — уселся на бревнышко, примостив карабин на коленях. И глаз не спускал, гад! Что бы там ни говорили про уголовников, а этот к порученному делу отнесся со всей ответственностью, видать, все же побаивался Микола. Интересно, кто такой этот Микол? Староста?
— Все! — Обернувшись, Максим кивнул на груженую тачку.
Конвоир быстро поднялся:
— Лом положи… тачку бери… Все — покатил! Что, тяжеловата повозка?
Действительно, тяжеловато. Особенно на ухабах и вот, по луже…
Пленник выругался:
— Глина… черт…
— Вези, вези!
Аккуратно сложив кирпичи у ворот — вот они зачем, строить стенку, точнее сказать, достраивать, — Максим устало опустился на корточки.
— Эй, фраерок! Хватит спать! Хватай тачку.
— Погоди… дай передохнуть чуток, не машина ведь.
— Я тебе сейчас передохну… так передохну, что… А ну встал!
— Что за шум, Жердяюшко? — со стороны поселка к воротам подходил Микол, одетый на этот раз цивильно — в темно-серую пиджачную пару с белой рубашкой, при галстуке и в шляпе, правда, брюки были заправлены в высокие резиновые сапоги.
— Да вот, тварюшка работать не хочет, — тут же пожаловался конвоир. — Говорит, устал.
— Устал, так пристрели, — поправив шляпу, равнодушно посоветовал Микол. — Новых бомжей словим. В общем так, я — в город, болотами, вернусь завтра. Смотрите, чтоб все тут без меня…