смертельная опасность. Откуда девушке стало известно об этом? Случайно услышала чей-то разговор? Или кто-то из ее соседей по палате в бессознательном бреду выдал секреты преступников?

Не знаю, не знаю. Но, видать, эта тайна слишком много стоит, коль убийца с таким усердием пытался отправить меня на тот свет. А как с этой тайной, притягивающей к себе смерть, будет жить Яна? И жив ли еще профессор Веллс?

Я понял одну истину: моя жизнь будет весьма относительным понятием до тех пор, пока я не разберусь во всей этой темной истории.

Глава шестая. Друг Руслан

С трудом дождавшись рассвета, я тихо выбрался из постели, бесшумно оделся и вышел из квартиры, не нарушив сладкого сна моей подружки.

Море было свинцово-серым и беспокойным, но я искупался, а потом, согреваясь, долго бегал по пляжу, разгоняя стаи чаек.

– Иоанн, – сказал я в трубку мобильного телефона, с трудом натягивая носок на мокрую ногу. – Срочно добудь домашний адрес профессора Лембита Веллса, заведующего кафедрой лингвистики пединститута. И наскреби любую информацию о нем – чем больше, тем лучше.

– Это ты, чудовище? – простонал Никулин сонным голосом. – Сам не спишь и людям не даешь. Что, мчишься по следам злодеев?

– Нет, – ответил я. – В институт хочу поступить.

Никулин проворчал, что сейчас поищет бумажку и карандаш. Огромная чайка со снежно-белой головкой пролетела надо мной, вяло покачивая узкими и угловатыми, похожими на бумеранги, крыльями, приземлилась недалеко и уставилась на меня одним глазом.

– Мне придется поставить на уши половину милиции города, – тем же недовольным тоном произнес Никулин.

– Ну, так поставь! Или ты за их уши беспокоишься?

– А ты не забыл, что уже март, и мне полагается аванс и премия за добросовестный труд?

– Тебе полагается клей «момент» – в качестве зубной пасты, чтобы поменьше болтал.

Чайка выжидающе смотрела на меня, пока я обувался и застегивал рубашку. Порывы ветра задирали ее крылья, прижатые к узкому тельцу, трепали белые перышки, словно край нижней кружевной юбки у дамочки. Я оделся, заправился, разгладил на себе рубашку. Причесываться пришлось рукой, растопырив пальцы.

Позавтракал я в своем любимом армянском кафе, где уже с шести утра можно было вкусить свежего хаша. Хаш – не мое изобретение, тем не менее, я рекомендую его всем, кому предстоит тяжелый рабочий день с угрозой обильной и крепкой выпивки.

– Прислали мне по факсу целых пять страниц о твоем Веллсе, – сказал Никулин, громко жуя. Он позвонил в тот момент, когда я уже пил кофе, и официант Ашот принес мне счет на блюдечке. Я перевернул счет чистой стороной и приготовился писать на нем. – Последние годы живет в Крыму, сохраняя эстонское гражданство. Тысяча девятьсот сорокового года рождения. Женат. Дочь… М-м-м… это не интересно… Работал в средней школе города Пайде, потом в университете Таллинна… Кандидатская… Докторская… В ряде арабских стран открыл сеть культурных центров «Восток-Запад»… Президент международной ассоциации любителей восточной поэзии… М-м-м… несколько научных работ о подростковом максимализме в эстонской литературе и психиатрии поведения школьников. Самая известная: «Литературный образ: способы художественного выражения»… Пишет стихи, в Таллинне вышли два поэтических сборника, кое-что переведено на русский язык. Короче, туфта всякая. Что тебя конкретно интересует?

Я в сокращенном виде записывал всё, что диктовал Никулин. Если бы мне сказали, что покушение готовится на мою соседку тетю Веру, которая всю жизнь проработала официанткой в дешевом кафе, мне пришлось бы крепко поломать голову, отыскивая мотивы готовящегося преступления. Но в случае с профессором Веллсом, президентом каких-то ассоциаций и культурных центров, мне виделось просторное поле для всевозможных мотивов. Где крупные организации, там деньги, а где деньги – там преступление. В этой непреложной истине я часто убеждался.

– Ты читай всё подряд, а я сам выберу, что для меня важно, а что нет, – сказал я.

– Так я, собственно, уже всё прочитал… Хотя, вот небольшая приписка: год назад Веллс проходил по какому-то запутанному уголовному делу в качестве свидетеля.

– Мне срочно нужно это дело! – тотчас потребовал я, сминая и кидая в пепельницу исписанную моими каракулями бумажку со счетом.

– Это безнадежный «висяк», никаких существенных подвижек на сегодняшний день.

– Найди это дело, Иоанн! Позвони своим корешам в прокуратуру. И я прямо сейчас туда пойду.

– Чует мое сердце, что ты собираешь на профессора компромат…

– Тебя не касается, что я собираю! – рявкнул я, отчего Ашот вскинул голову и вопросительно посмотрел на меня. – Делай, что я приказываю!

К сожалению, иногда приходилось осаживать Ивана таким способом. Время, которое я так ценил, увязало в пустой болтовне.

– Ладно, – обиженно буркнул Никулин. – Попробую договориться с Блиновым…

Никулина, конечно, задел мой тон и моя недоговоренность. Но что конкретного я мог ему сказать, если сам еще ничего не знал? И зачем надо втягивать парня в опасный замес, куда меня угораздило вляпаться? Если я расскажу Ивану о своих приключениях в реабилитационном центре, да еще передам слова Яны, он тоже может стать объектом охоты. Не надо ему этого. Пусть обижается, но живет спокойно.

Через пятнадцать минут я подъехал к районной прокуратуре. В кабинете под номером тринадцать меня ждал следователь Блинов. Это был смуглолицый моложавый мужчина с темными глазами, в которых мне увиделась затаенная злая обида. Наверное, следователь знал об этой особенности своих глаз, и потому всё время старался смотреть в пол. Легкая длинная челка, прямая как конская грива, всякий раз съезжала ему на лоб и брови. Взмахом руки Блинов закидывал ее повыше, но челка снова сваливалась. Потому он взмахивал рукой беспрерывно.

– Вы от Никулина? – спросил он тихим и умиротворенным голосом, который совсем не выражал настроение обиженных глаз. – Проходите. Садитесь. Вынужден вас огорчить: до завершения следствия детали этого уголовного дела не подлежат разглашению.

Я только раскрыл рот, чтобы бурно выразить свою готовность хранить тайну следствия как свои финансовые сбережения, как Блинов поправил челку и добавил:

– Но, так и быть, я разрешу вам ознакомиться с короткой справкой и, может быть, отвечу на некоторые ваши вопросы. Если, конечно, смогу.

Он говорил таким нудным и скучным тоном, что я непременно заснул бы, если бы меня не пронизывал его недобрый, как кумулятивная струя, взгляд.

Справка состояла из одной странички. Год назад неизвестным лицом был застрелен заведующий кафедрой лингвистики пединститута Урусов Г. Г. Его труп нашли на берегу реки с тремя пулевыми ранениями. В этот же день бесследно исчез студент третьего курса этого же института Якименко В. И. Следователь первым делом допросил лиц, которым смерть Урусова могла быть в той или иной мере выгодна. Первым