Обиженный лай волкодавов провожал ее, когда она спускалась по каменной лестнице, у подножия которой ее поджидал, насупив брови, Рэнальф.

— Не знаю, что за игру ты затеяла, сестричка, но если ты решила вставлять мне палки в колеса, то советую тебе хорошенько подумать над последствиями. Если ты сделаешь хотя бы один неверный шаг, клянусь, ты будешь жалеть об этом до конца своих дней.

— Но ведь я здесь, не так ли? — возразила ему Ариэль. — И готова к жертвоприношению. Девственная, чистая, сама невинность. Разве не так, Рэнальф?

— Ты просто дерзкая девчонка! — яростно прошипел он, схватив ее руку своими железными пальцами.

Они пересекли двор и вошли в часовню. Пальцы его так сильно стиснули руку Ариэль, что ей было больно. А когда заиграл орган и взоры всех присутствующих обратились на прекрасную невесту, пальцы Рэнальфа сжались еще сильнее, словно он боялся, что сестра внезапно вырвет руку и убежит от него.

Саймон Хоуксмур наблюдал, как его невеста и ее брат приближаются к нему. Он него не укрылась железная хватка, с которой Рэнальф держал руку девушки, побелевшие костяшки его пальцев, почти жестокое выражение в его глазах. Сама девушка шла с побледневшим от волнения лицом, губы ее были плотно сжаты. Саймону стало ясно, что она идет под венец отнюдь не по доброй воле. «Как, собственно говоря, и я сам», — подумал он с горькой усмешкой и решительно повернулся к алтарю. Этот союз должен служить гораздо более высокой цели, чем их личные чувства. Девушка была еще совсем юной; ему придется воспользоваться своим куда более значительным жизненным опытом, чтобы помочь ей освоиться в ее новой жизни.

Рэнальф не отпустил руку своей сестры до той самой минуты, пока она не преклонила колени перед алтарем рядом с лордом Хоуксмуром. Даже после этого он остался стоять почти вплотную к ней, вместо того чтобы отступить на шаг назад.

Сомкнутые руки Ариэль лежали на алтарной стойке, она не отрываясь смотрела на браслет в виде змеи на своем запястье, думая только о его необычной форме и искусно сделанных подвесках. Лучи полуденного солнца проникли сквозь решетку окна над алтарем, и, когда она немного повернула руку, рубин в центре розы вспыхнул кроваво-красным пламенем. Завороженная его блеском, девушка сдвинула запястье так, чтобы теперь луч солнца падал на изумрудного лебедя. Игра камней была просто великолепна.

Мягкий блеск серебра и мерцание изумруда привлекли внимание Саймона, который до этого смотрел только на бормочущего молитвы священника. Повернув голову, он загляделся на игру камней на запястье своей невесты, по-прежнему опираясь руками о стойку перед алтарем. Было что-то странно знакомое в браслете Ариэль. Саймон нахмурился, пытаясь вызвать в памяти это воспоминание, но оно ускользнуло, оставив лишь смутную тревогу в душе.

Ариэль почти не воспринимала окружающее; все пространство вокруг нее заполнял голос священника, произносящий слова обряда, которые словно не имели к ней ни малейшего отношения.

Ее оцепенение прервал твердый голос лорда Хоуксмура. Она вздрогнула; горло ее пересохло. Теперь священник спрашивал ее, желает ли она взять лорда Хоуксмура в свои законные мужья.

Взгляд Ариэль упал на руки графа, покоившиеся на стойке перед алтарем. Они были громадны, с выступающими костяшками, с коротко подрезанными ногтями, с мозолистыми пальцами. Ее передернуло при мысли о том, что эти руки будут ласкать ее тело, любовно прикасаться к ней. Священник снова произнес свой вопрос, уже заметно нервничая. В тесной часовне гости задвигались, недоумевая, но Ариэль ничего не слышала. Она думала о том, что, выходя замуж за этого человека, подписывает ему смертный приговор.

Рэнальф сделал шаг вперед и положил руку ей на затылок. Со стороны это выглядело как знак увещевания, но Ариэль истолковала его правильно — брат принуждал ее покориться неизбежному, склонить голову перед волей обстоятельств. Она ничего не могла сделать. Во всяком случае, сейчас. Она была приманкой в западне. И тут в голове у нее мелькнула мысль, что, если она захочет… если ей вздумается спасти Хоуксмура от мести своих братьев, вырвать его из ловушки будет не так-то просто. Но почему женщина из рода Равенспиров должна спасать Хоуксмура? Если она сделает это, то обречет себя на отвратительное существование в навязанном ей замужестве. Взгляд ее снова упал на браслет. Этим браслетом Рэнальф купил ее пособничество.

Она пробормотала свой ответ на вопрос священника, и только тогда брат убрал руку.

Саймон помог своей жене встать с колен, поддержав под локоть. Кожа ее обнаженных рук была холодна как лед, она почувствовала, как при этом прикосновении ее всю передернуло. Великий Боже, за что? Она испытывала отвращение к нему, все ее существо отвергало его. Он прочитал все эти чувства в ее взгляде, который Ариэль на секунду подняла к нему, а потом тут же отвела в сторону.

Рэнальф отошел к своим братьям, сидевшим в переднем ряду. Улыбаясь, он смотрел, как его сестра идет по проходу между скамьями рядом со своим мужем. Ему удалось справиться с попыткой Ариэль взбунтоваться. Его сестра отнюдь не дура, она прекрасно знает, с какой стороны мажут маслом хлеб.

Выйдя из церкви на освещенный лучами холодного солнца двор, Ариэль отняла руку от руки Хоуксмура.

— Обычно после бракосочетания жених целует свою невесту, — мягко сказал Саймон, беря ее маленькие руки в свои громадные ладони и поворачивая ее лицом к себе.

Она не взглянула на него, но стояла спокойно, покоряясь своей судьбе, и Саймон Хоуксмур отшатнулся при виде лица своей жены. Разжав пальцы, он отпустил ее руки, произнеся при этом почти беспомощно:

— Вам нечего бояться, Ариэль.

И тогда, посмотрев на него ясным, как утреннее небо, взглядом, исполненным непонятной силы, она произнесла:

— Да, я знаю. Мне нечего бояться, милорд.

Свадебное торжество в большом зале замка вылилось в разгульное веселье, близкое по духу его средневековым стенам и пещероподобным сводчатым залам, где в громадных каминах пылали целые поленья, а мириады свечей загоняли темноту к самым стропилам.

Гости, приглашенные братьями Равенспир на свадьбу сестры, не отличались строгой приверженностью этикету. Как мужчины, так и женщины, молодые и большей частью несдержанные, они съехались сюда, предвкушая целый месяц празднеств и веселых развлечений. Рэнальф специально решил не приглашать на это торжество никого из придворных или влиятельных политиков.

Не приглашены были и родственники. Братья почти не общались с другими членами семьи. После насильственной и во многом загадочной смерти Маргарет Равенспир ее мать пожелала взять к себе малышку Ариэль, но лорд Равенспир отказал в достаточно грубой форме. После смерти старого лорда такое же предложение было сделано повторно, но уже Рэнальф столь же кратко ответил на него. В результате этих переговоров Ариэль выросла под влиянием только своих братьев.

Вокруг вытянутого четырехугольника, образованного столами, за которыми веселились гости, сновало множество слуг, разносивших громадные блюда с кусками жареного мяса, тарелки с устрицами и копчеными угрями. Музыканты на хорах, столь же щедро, как и гости в зале, снабженные вином, неустанно играли сельские мелодии, под которые опорожнялись бесчисленные серебряные кувшины вина, бочонки пива и бутылки бренди.