Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да нечего меня агитировать, как маленького. Я сам тебя сагитирую. А ты лучше скажи вот что: надо думать насчет постройки двора, да насчет углубления и очистки пруда, да насчет погреба для этой брюквы!..
— Верно! — заговорили «огородники». — Надо дело говорить.
«Хорошо, хорошо, — думаю, — будем дело говорить».
— Как только, братцы, отсеемся, сейчас за стройку возьмемся.
— А где лесу возьмешь? — гнусавит Жуковский, как будто это я лично буду строиться.
— А, — говорю, — по бревнышку, по два у нас у каждого под крышей лежит. Приволок хозяин случаем, а что с них, с двух бревен? Гниют! А как мы их соберем в кучу — так и двор у нас будет.
— Двор!.. — хмыкает Жуковский. — А кто мне оплатит, что я в лес ночью ездил, рисковал перед Советской властью?
— Да вот с таким мальчишкой! — вскакивает Тарас Кузьмич, показывая на четверть от стола.
— Ты мне этого мальчишку уже показывал, — смеюсь я.
Тарас Кузьмич смущается.
— Мы вот что сделаем, — поднимается Андрей Кузьмич. — Мы бревнышкам произведем оценку и предадим их обобществлению. И никому обидно не будет.
Все смеются, но против предложения никто не возражает.
— Одним словом, — заканчивает дед Мирон, — ежели есть у тебя что, так, чтоб не беспокоиться, — обобществляй! — И он первый, закрыв глаза, хрипит от смеха. И мы все смеемся. А Голубь грозит пальцем Мирону:
— Счастье твое, дед, что ты не кулак. Я б тебя за такие слова!..
И мы опять дружно хохочем. И все мы чувствуем, что нам и такие шутки можно шутить, так как всерьез этого мы уже не скажем.
24 мая
Корнюхов не вышел на работу. За ним послали. Жена говорит: не приходил со вчерашнего дня, но, говорит, сало забрал, сколько было.
— Как же, — спрашивают ее, — он мог сало забрать, раз не приходил?
— А сало не дома у нас было.
— А где ж?
— Не знаю, ей-богу, не знаю… — совершенно сбивается баба.
5 июня
В час дня из Вязович прискакал верхом мальчишка и вручил мне рапорт бригады Шевелева, написанный на обороте формы «наряда».
Правлению колхоза «Красный Луч».
От бригадира Шевелева экономии Вязовичи.
РАПОРТ
Сегодня, 5 июня, в 12 ч. дня, бригада закончила сев на участке Березовое поле. Бороновальщики отправлены на помощь бригаде Кузнецова. Остаток семя — 500 грамм.
Бригадир Шевелев
Через полчаса этот же мальчишка прибежал и, запыхавшись, объяснил:
— Кузнецов не принимает шевелевских… А кони беспокоятся — водни заели.
«Новое дело», — выругался я про себя и пошел седлать Магомета. Магомет вынес меня на поле и спорной рысью пошел по пыльной сухой дороге в гору, к Вязовинам. Проезжая Березовое поле, я увидел женщину, выбивавшую и встряхивавшую пустые мешки.
— Где работает бригада Кузнецова?
— На Огнище, — махнула женщина в сторону мелкого ельника, занимавшего широкий покатый холм. Проезжая ельник и предполагая, что до Огнища еще порядочно, я гнал Магомета вовсю. Но, выскочив из ельника, я сразу увидел около десятка борон, волочившихся по полю, и примерно столько же стоящих на лужайке повернутыми кверху клецами.
Мое появление переполошило всех: работавшие остановились, а те, которые стояли на лужайке, — задвигались и заторопились. Один Кузнецов, седой маленький мужичок в ситцевой толстовке и валенках, спокойно чикал щепотью семян о сеялку, обсеивая края поля.
— В чем дело? — крикнул я, не слезая с коня.
— Ни в чем дело, — спокойно ответил Кузнецов, подходя ко мне с пустой севалкой. — Отсеваемся вот…
— А почему эти люди не работают?
— Они на Березовом поле работали, а теперь едут домой.
— Брось! Они не домой, а вам на помощь подъехали. Почему не принимаешь?
— Нам помощи не требуется. Мы сами справляемся.
Шевелевский бороновальщик, парень лет восемнадцати, раздраженно закричал:
— Уперся, как бык: сами справимся да сами справимся. Не понимает общественного буктира!
— Мы на буктире ходить не желаем, — по-прежнему вежливо и с достоинством сказал Кузнецов, не глядя на парня.
— А мы вас берем на буктир, — должны подчиниться. Закончим у вас — дальше поедем. В Гнедино, сказано, ехать всем бригадам после обеда, как только жара спадет. А ты все свое!
— А ты все свое, — ответил Кузнецов, усиленно делая знаки своим бороновальщикам, чтоб они продолжали.
— А я свое! — еще более свирепо заорал парень, понимая, что он в данном случае может и не так орать. — Тебе свой участок закончить, а нам на всех экономиях нужно заканчивать, — вот что! Ты б спешил свое кончить — да другим помочь, а не так…
— Сейчас, сейчас кончим и, не отпрягая, поедем в Гнедино, — умоляюще стал уверять меня Кузнецов. — Мы ж так и думали.
— Так пускай становятся! — закричали его бороновальщики, особенно женщины. — Пускай становятся! — как бы распоряжаясь, сказала на завороте женщина лет двадцати трех, в короткой черной юбке и остриженная по последней моде — до плеч.
— Ясно! — заговорили остальные. — А то будем кружиться часа два и в Гнедино не поспеем.
— Поспеем, поспеем! — закричала издалека пожилая бороновальщица, поправляя на ходу бороны. — А вы, — обратилась она к своим, — обрадовались: «Пускай становятся». Тут и становиться негде.
— Правильно, Поля! Я ж и говорю! — с надеждой поддержал ее Кузнецов.
— Нисколько это не правильно, — начал я. — Никакого позора нет в том, что они вам помогут и вы потом совместно поможете гнединцам. Наша задача не в том, чтоб закончить работу на своем участке, а в том, — чтоб во всем колхозе! Принимай, товарищ Кузнецов, ребят — и никаких разговоров!
А Кузнецов, видя, что ему вроде как приказывают принять помощников, сбросил с плеча севалку и торопливо, чуть не плача, стал отпрашиваться, то хватаясь за мою ногу, то обращаясь к ребятам:
— Ах, граждане!.. Да что ж тут помогать? Да тут же три разика самим объехать осталось… Большое вам спасибо, что подъехали, только нам самим