К тому же король знал, кого следует назначить премьер-министром. Маршал Бадольо оказался тем единственным в стране человеком, который действительно мог защитить его и своим авторитетом, и реальной властью, и верными ему вооруженными силами.

Бывший верховный комиссар Восточной Африки и генерал-губернатор Ливии, маршал, довольно успешно противостоявший со своими войсками англичанам на африканском континенте, Бадольо пользовался достаточным влиянием в армии и в стране, чтобы вовремя стянуть к Риму нужные ему части, организовав охрану государственных учреждений и ведущих политических деятелей. А главное — он довольно быстро сумел обезоружить фашистскую полицию и дивизию личной гвардии Муссолини, разогнать многие фашистские партийные ячейки, парализовать, а частично перевербовать на свою сторону секретную службу.

Да, операция «Аларих», осуществление которой было как бы альтернативой задаче, поставленной перед Скорцени, провалилась. Обер-диверсант рейха имел полное право сказать по этому поводу: «Они хотели провести такую операцию без меня. И без моих парней?! Какая ангельская наивность! Вот вам результат». Однако никакой особой удовлетворенности в связи с провалом «венский фюрер» СС не ощущал. Сейчас ему было не до самолюбивых амбиций.

Другое дело, что Скорцени понимал: приказ о начале операции «Аларих» мог быть дан только в результате того, что штаб Гиммлера и сам рейхсфюрер СС не сумели верно, реалистично, оценить создавшуюся в Риме ситуацию. Похоже, они поспешили определить ее на глаз, не позаботившись об обстоятельном агентурном прощупывании окружения, короля и Бадольо. Грубая работка, грубая. Це-профессиональная. Скорцени не мог не учесть этого.

Вообще из провала «Алариха» он старался извлечь любые возможные уроки. Тем более что на фоне «Алариха», его операция по похищению Муссолини вообще могла показаться замыслом сумасшедшего, каковым она и была в действительности. Но в то же время… разве можно рассчитывать на успех такой операции, не поражая мир необычностью замысла, смертельным риском и дьявольским везением?

Одцако пора было спускаться на землю. Итак, какие силы он сможет привлечь? Сотню сорвиголов из парашютного корпуса генерал-полковника Штудента? Ну, допустим. Плюс еще два десятка своих агентов, которых созывает сейчас под знамена штурмбаннфюрер Нитке… Жидковато.

К тому же приходилось учитывать, что во время их схватки с мощной охраной «вождь нации» Бенито Муссолини очень даже просто может погибнуть. И не обязательно от случайной пули. От Случайной он скорее всего будет застрахован мощными стенами. Кто-то из офицеров охраны наверняка получил приказ в случае крайней необходимости лично помочь дуче уйти в иные миры. И было бы странно, если бы такого приказа не существовало.

Но в том-то и дело, что при каких бы обстоятельствах ни погиб дуче, перед фюрером и всем миром прямым Виновником его гибели все равно предстанет только он, Отто Скорцени. И уж такой оплошности фюрер ему не простит. Не говоря уже о Гиммлере. Не зря во время разговора с ним Гитлер даже гипотетически не позволил себе Мысли о гибели Муссолини.

Тем не менее лично для себя Скорцени твердо решил: в случае провала операции он пристрелит дуче, но не допустит, чтобы в конечном итоге тот достался англо-американцам. Это уже вопрос профессиональной чести. И пусть после этого его хоть распинают на кресте.

Скорцени помассажировал виски и откинулся на спинку кресла. За распятием На кресте дело не станет. Есть мастера и есть опыт.

Впрочем, все это не более чем схоластические размышления. Между тем операция по похищению Муссолини представлялась ему сейчас в виде мины с часовым механизмом. Механизм заведен, время установлено, и предотвратить взрыв без вмешательства Высших Сил практически невозможно. Но поскольку Высшим Силам сейчас не до Муссолини, вопрос лишь в том, кому под осколками этой «мины» погибнуть, а кому возродиться во славе.

Немного отвлекшись, Скорцени еще раз прошелся по донесениям. Все ли учтено: ситуация в стране, отношения между Бадольо и арестованным дуче, характер охраны? Попутно еще раз углубился в обстоятельства свержения дуче. Он хотел досконально знать расстановку сил в стране, в которой ему придется действовать.

Итак, 25 июля 1943 года. Премьер-министр Италии, фюрер итальянских фашистов и «вождь нации» Бенито Муссолини приглашен королем во дворец. Обычный день, обычное приглашение. Король желает обсудить с премьер-министром несколько назревших государственных проблем…

«До этого Муссолини много раз бывал во дворце, который, очевидно, сам охотно занял бы, не отказавшись при этом от короны», — мысленно прокомментировал уже хорошо известное всему миру из газетных сообщений событие гауптштурмфюрер.

Насторожило ли его что-либо в тот день? Похоже, что нет, А если и появилось какое-то подозрение, то дуче не удосужился хотя бы что-нибудь предпринять. «Когда перестаешь бояться, — гласит по этому поводу восточная мудрость, — наступает то; чего ты боялся».

Ну а что касается личных предчувствий (говорят, что Муссолини весьма подвержен им, как, впрочем, и Гитлер), об этом можно будет расспросить только его самого! А тогда, 25 июля, он прибыл во дворец, не позаботившись о своей охране. И сразу же был взят под стражу офицерами королевской гвардии.

Арест королем своего подчиненного — это даже не дворцовый переворот, а всего лишь мелкие повседневные хлопоты уставшего от мирской суеты монарха. Мир так и воспринял бы сие событие, если бы речь шла не об Италии и не о дуче.

Что же произошло потом? Фашистская полиция и личная дивизия Муссолини были разоружены в течение не-скольких часов, не предприняв даже попытки сопротивления.

Ну, полиция — это еще куда ни шло. Но лейб-гвардия дуче! Из каких же задрипанных макаронников нужно было подбирать эту гвардию, если среди нескольких тысяч людей не нашлось ни одного, кто хотя бы пальцем пошевелил, пытаясь спасти того, кого клялся охранять, не жалея жизни?! И все потому, что дуче слишком полагался на любовь к нему народа и на мужественный дух римлян, который якобы вселился в итальянских воинов. Вместо того чтобы создавать школы, подобные «ЗЕТ-4» или «курсам особого назначения Ораниенбург», да готовить там профессионалов высокого класса, способных сражаться и погибать с мужеством и отчаянием римских легионеров.

«Возрождение духа римских легионов… — осклабился Скорцени. — Геббельс Любит рассуждать по поводу доблести римлян. Однако римские центурионы закладывали этот дух ценой жесточайших сражений и высокой профессиональной выучки солдат. Об этом и дуче, и Геббельс старались не распространяться».

Приняв портфель премьер-министра, Пьетро Бадольо, еще недавно сражавшийся против англичан и французов совместно е корпусом Роммеля, пытается вступить в сенат ратные переговоры с англичанами и американцами о перемирии.

Те дают согласие, но в качестве предварительного условия требуют полнейшей изоляции дуче, с тем, чтобы потом, живым и невредимым- передать его им. То есть по существу дуче становится заложником. Отныне его жизнь ценится королем и маршалом Бадольо уже не сама по себе, а лишь как дань, без которой завтрашние победители просто не признают их в качестве руководителей страны. Вот чем вызвана особая предосторожность в организации его охраны.