хоть немного загадочности, но этого не случится, если ты станешь рассказывать о том, какой вредной я была.

— Ты вовсе не была вредной, — улыбка Хиллари исчезла. — Всего лишь маленькой девочкой, которая старалась показать себя сильной в ужасное время. Ты была очень храброй. — Она коснулась локтя Джейка. — Шэйн одна из самых храбрых людей, что я знаю. Она сполна хлебнула горя, мальчик. Обращайся с ней достойным образом, иначе мне придется убить тебя во сне.

Джейк серьезно кивнул, пока я боролась с огромным желанием сбежать и спрятаться.

— Обещаю. Так и будет.

— Все хорошо. Довольно об этом, — говорю я, стараясь выдавить улыбку. Разговор напряженный, но этого следовало ожидать. После смерти тети Тэнси Хиллари взяла на себя обязанность моей матери. — Угостить тебя выпивкой, Хиллари? Или поешь что-нибудь?

— Нет, спасибо, куколка. Я собираюсь обойти выставку и найти что-нибудь пикантное, — Хиллари подмигивает. — Бог создал прекрасные вещи, и мне нравится смотреть на них. Даже если обнаженная фигура вырезана из мрамора.

Джейк смеется. Я снова наклоняюсь, чтобы обнять Хиллари, а затем остаюсь наедине с Джейком.

И впервые за сегодняшнюю ночь я не знаю, что сказать. Общение с Джейком было легким, но сейчас, кажется, я потеряла контроль над веселой и игривой Шэйн, которой решила быть с ним.

Прежде чем успела расслабиться и вздохнуть, Джейк нежно похлопал меня по спине теплой рукой.

— Я читал о твоих родителях, об аварии, пока гуглил прошлой ночью. Мне жаль.

Я киваю, не сводя взгляд с полупустого бокала.

— Или он наполовину полон? — бормочу я, борясь с подступающей волной эмоций.

Я не предполагала, что сегодня придется иметь дело с чувствами, не полагала, что прикосновение Джейка может быть успокаивающим и возбуждающим одновременно. Это хорошо, потому что мне хочется помочь ему еще больше, но мне хочется спокойствия.

Утешение связывает намного быстрее секса, но ничего из этого не подходит для наших с Джейком отношений.

— Думаю, наполовину полон, — говорит он, как будто ему не составляет труда проследить цепочку моих мыслей. — И думаю, что ты довольно милая.

Я смотрю вверх, не отводя от него взгляд, хоть и хочу отвернуться.

— Я не удивительная. Обычная.

— Не согласен.

Я снова качаю головой.

— Ты не понимаешь. Все не так. Люди, которым никогда по-настоящему не везло, считают, что нужна нечеловеческая сила, чтобы продолжить жить после того, как все летит под откос, но это не правда.

Я смотрю вниз, проводя пальцем по краю бокала, задаваясь вопросом о том, не будет ли это пошлостью, если допью остатки шампанского.

— Люди запрограммированы на жизнь. Мы продолжаем двигаться вперед, продолжаем жить, даже когда жизнь причиняет боль. Это не сила, не чудо, а всего лишь биологическая необходимость. Равносильно тому, когда ты стараешься вынырнуть, даже если перед этим имел твердое желание навечно уйти на дно.

— Чушь собачья, — говорит он, вынуждая меня удивленно моргнуть.

— Это не чушь, — к черту пошлость. Одним глотком допиваю шампанское и оглядываюсь в поиске официанта с подносом, но конечно, когда мне действительно потребовался второй бокал шампанского, весь персонал столпился на другом конце выставки. — Кроме того, многие дети теряют родителей, но большинство из них не имеет милых, чудесных тетушек, которые купаются в деньгах и могут позаботиться о них. Мне было легче, Джейк. Я оказалась одной из счастливчиков.

— А теперь ты помогаешь собрать деньги для помощи тем, кому не повезло так, как тебе, — говорит он, вынуждая меня заерзать на месте.

— Перестань делать из меня святую. Я не такая, — я ставлю стакан на камень и постукиваю пальцами по перилам. — Боже. Кого бы мне убить, чтобы получить выпивку?

— Я не пытаюсь выставить тебя святой, — он обхватывает мое запястье пальцами, протягивая стакан с шампанским. — Стараюсь дать понять, что считаю тебя классной. Милой. Забавной. Так что перестань убеждать меня в обратном. Не получится. Я хорошо разбираюсь в людях.

— Кроме Кери, — говорю я. Колкость сорвалась с языка прежде, чем я успела остановиться. Вздрагиваю, мысленно сожалея о сказанном. — Прости. Я не то имела в виду. Иногда я говорю не то, что думаю, когда люди заставляют меня чувствовать себя не в своей тарелке.

— И что они делают? — спрашивает он, добродушным, спокойным тоном, от чего я чувствую себя еще хуже.

Я пытаюсь вернуть ему стакан, но он скрещивает руки на груди, отказываясь его забрать.

— Не знаю. Предлагаю не акцентировать внимание на мне.

— Почему если кто-то говорит тебе о своей симпатии, ты чувствуешь себя не в своей тарелке?

— Я не должна тебе нравиться. Наши отношения — фальшивка.

— Но это не значит, что ты не можешь нравиться мне как друг, — говорит он. — Верно? В контракте ничего не сказано о том, что мы не можем стать друзьями.

Я хмурюсь, поскольку мне не нравится мысль о том, что мы будем друзьями.

И по какой же причине? Ха!

Как будто не знаешь, что быть просто «друзьями» не выйдет.

Ты не хочешь быть его другом. Хочешь, чтобы он целовал тебя до тех пор, пока трусики не запылают, а одежда не превратится в пепел. Вы оба разденетесь, и он предложит слизнуть шоколадный крем с его кубиков.

Я закрываю глаза, проклиная себя. Внутренний голос готов прорваться наружу. Нужно признаться.

Если мы продолжим проводить вместе время, то я не смогу скрывать свое влечение к Джейку. Лучше признаться прямо сейчас и дать ему возможность отступить до того, как все пойдет прахом. Продолжать притворяться, пока не потеряю контроль и признаюсь, что у меня стояк на него, что я не могу дождаться, когда проведу эксперименты с его невероятным прессом.

— Но если тебя не интересует дружба, отлично, — говорит он тихо. Я наблюдаю за ним, как он обводит мрачным взглядом лабиринт статуй, и впервые за эту ночь на его лбу пролегает морщинка. — Я не привык к тому, что люди готовы были блевать при одной лишь мысли о том, чтобы пообщаться со мной, но сейчас не так часто выхожу.

— Прости, — я протягиваю ему выпивку. — Вот твое шампанское. Я не хотела тебя огорчать.

— Я не огорчен. Я играю в NHL, — он выпрямляется, расправив плечи и выпятив грудь. — Я злюсь. Я в бешенстве, черт возьми, но не огорчен.

Я улыбаюсь.

— Это чертовски мужественно.

— Знаю, — говорит он, продолжая хмуриться, пока я не перестаю улыбаться.

— Ну, мистер Мужественность, тогда знай… Я тоже считаю тебя классным.

Он, прищурившись, смотрит на меня.

— Да?

— Да. У тебя хорошее чувство юмора. Лучше, чем я думала.

— Потому что ты предвзято относишься к спортсменам.

— Вовсе нет, — говорю