Повисла тишина. Трещали в камине дрова, тикали на стене ходики. Даже не верилось, что где-то существовал другой мир — жестокий, в котором жизнь человеческая ценности не представляла никакой. За ситцевыми занавесками окна уже вовсю хозяйничал зимний вечер, и, взглянув на часы, Снегирев поднялся:

— Спасибо. Помимо всего прочего, у вас явные кулинарные наклонности.

— Весьма тронут. — Резников проводил его до крыльца, в дверях прищурился от резкого, холодного ветра. — Всего хорошего.

— И удачи.

Снегирев подмигнул исландскому волкодаву и быстро припустил к «Ниве», отворачивая лицо от не на шутку разыгравшейся метели. Вероятно, это она заставила поредеть потоки машин на шоссе, утихомирила гаишников на Лахтинском кордоне, ну а город преобразила так, что не узнать: только что была замерзшая грязь, а теперь все одето в белый саван зимней неотвратимости.

Снег Снегирев не любил. Недаром зеки называют его «тварью»: холодный, следы остаются, а главное, без лыж передвигаться по нему затруднительно. Не оценив упавшее с небес великолепие, Алексей припарковался у пивного бара «Сена».

Воздух в заведении был прокурен и пах чем-то кислым, из колонок надрывался «Тотен-Копф», то есть «Мертвая голова», а публика в большинстве своем собралась окраса своеобразного. Буйны головы, бритые под героя-конника Котовского, тяжелые ботинки северной группы войск НАТО, шнурованные белой парашютной стропой, куртки-"пилот", за которые невозможно ухватиться в драке и тяжело «расписать пером», — ультраправые россияне, скинхэды то есть.

— Ну мы выволокли черножопых из «баса», колотуху им в бубен и на снег — дали козлам карате буром, хорошо, если не перекинулись.

Трое стриженых молодцов расположились за четырехместным столом. Усевшись на свободный стул, Снегирев им улыбнулся:

— Не возражаете?

Откровенно говоря, он с удовольствием выпил бы соку — резниковские ребрышки были жутко перченые.

— Возражаем, сивый, — оскалился в ответ одетый в натовский свитер с погонами высокий молодой человек и глянул на заржавших товарищей. — Более того, мы категорически против. Отлезай, пока есть на чем!

— Я не сивый, я седой. — Скунс улыбнулся еще шире и под столом ловко ухватил собеседника за мужскую гордость. — А седину надо уважать.

При этом он сделал круговое движение кистью, отчего молодой человек скалиться перестал и, вскрикнув, помрачнел:

— Мужик, ты чего, мужик, отпусти, больно!

— Не верю. — Скунс крутанул энергичнее, молодец взвыл яростнее и заскулил, а его соратники даже не подумали дернуться — застыли, ошалев от увиденного. — Ну вот так-то лучше. — Удерживая болевой предел, истязатель подмигнул своей жертве и поинтересовался: — А что, парни, знает кто-нибудь из вас Тему? Нужен он мне, просто беда.

Ночь любви Жилин провел так себе. Сперва его ужасно доставала не в меру разошедшаяся Верка, а когда удалось от нее отвязаться и наконец-таки закрыть глаза, то приснился ему Федор Кабульский. Будто бы стоял он совершенно голый, в одной лишь пограничной фуражке, и приветственно махал рукой: «Брат, я тебе товару подогнал», доставая при этом отраву из дымящейся раны на боку, где размещается у живых печень.

«Ну бля, ну бля!» — Проснулся Сергей Иванович ни свет ни заря в холодном поту и, открыв глаза, застонал. Похоже, судьба-злодейка решила доконать его — в свете ночника он увидел горящие глаза Котяры и услышал ее сладострастный шепот:

— Дорогой, ты готов взять меня на рассвете? Тут же она подкрепила слова решительными действиями, проигнорировать которые было невозможно, и к действительности Ломоносова вернул благожелательный мужской голос:

— Бог в помощь, Сергей Иванович!

Вздрогнув, Жилин поднял лицо с Котярина затылка и увидел в полумраке две мужские фигуры, развалившиеся на диване. Они спокойно наблюдали за процессом спаривания и, судя по черным провалам ртов, улыбались) — как они попали в квартиру, оборудованную железной дверью с «цербером»?

— Кто вы? — Мгновенно утратив способность к размножению, Сергей Иванович оторвался от партнерши и быстро закрылся подушкой, а Верка, вынырнув из глубины оргазма на поверхность, тут же впала в ступор, успев только прошептать:

— Писец, приехали…

— Иди, девушка, подмойся. — Один из визитеров вытащил ее за волосы из койки и подтолкнул в направлении ванной, а второй достал объемистый пакет:

— Не переживайте вы так, Сергей Иванович! Мы ваши компаньоны. А вот, как и договаривались, товар — там все расписано, что, почем и сколько.

— У меня нет сейчас денег, еще с прошлой партии не раскрутился.

Жилин дрожащими руками натянул халат и попытался было включить свет, но его тут же остановили:

— Не надо, темнота — друг молодежи. А что касаемо товара, так ведь мы компаньоны и поверим в долг. Ну, скажем, на неделю. Какой нынче день-то? — Визитер посмотрел на часы, и стало видно, что рука у него напоминает клешню огромного краба-трупоеда. — Так вот, в следующий понедельник вы, Сергей Иванович, получите новую партию и отдадите должок за старую. Ну а не сумеете, не обижайтесь — включится счетчик. Тик-так-тик-так! — Незнакомец засмеялся, и Ломоносов похолодел:

— Да ведь здесь товару столько, что за месяц не перелопатить, вы же меня просто раком ставите!

— Э, Сергей Иванович, и не начинали даже. — Незваный гость смех оборвал и подошел к Жилину вплотную. — Упритесь рогом, благо все дискотеки в районе под нами. Ну а если пробивка какая, говорите, что прикованы к Колуну, и вопросов точно не будет.

От незнакомца исходил запах хищного зверя — едкого пота, смешанного с мускусом. Внезапно осознав, что именно эти клешни вырезали у Кабульского печень, Ломоносов обессиленно опустился на кровать.

— Нет уж, в эту тему я вписываться не буду!

— Сергей Иванович, вы натурально не понимаете. — Второй незнакомец дружески похлопал Жилина по плечу и неожиданно громко прищелкнул пальцами, словно намеревался сбацать фанданго. — Вас же никто не спрашивает. Мы ведь компаньоны теперь, а уйти от нас можно лишь одним путем, — в его руке вдруг что-то щелкнуло, и отточенная сталь испоганила жилинский халат как раз в районе печени, — вот таким.

Сергей Иванович, вскрикнув, схватился за прорезанный шелк, а потрошитель оскалился:

— Лучше не огорчать нас и оправдать оказанное доверие. Ну, доживем до понедельника.

Незваные гости бесшумно исчезли. Бросившись к окну, Ломоносов заметил лишь огни стремительно отъезжавшей лайбы.

«Отлично начинается неделя… твою мать». Он вдруг почувствовал всепоглощающее желание отлить, однако дверь, ведущая к удобствам, была закрыта, и пришлось стучаться.

— Вера, открой, это я.