— Ну, что касается твоего имени, в списке его нет, поскольку фигура ты — та, что идет впереди тебя, в прошлом, — фигура довольно известная, да и имя твое было заранее определено, но я не хотел его раскрывать, чтобы не обидеть других. Будешь ты по-стадному — Сонька, в проекционном же мире клички твои София и Софья. История твоя сущностная известна всей плоскости, но пока что на этом и остановимся.

— Я и не претендую, Пастух, на раскрытие моей истории, — сказала рыжая Сонька, — я люблю скрытность. А то, что меня зовут Сонька, — я знала, но откуда я это знала, не знаю.

— Пегая любит и себя, и других, — продолжил Пастух, — и находит общий язык со всеми, не обращая внимания на разность характеров. Чувствует себя абсолютно счастливой, когда на ней всякие украшения, особенно жемчуг… Если же украситься нечем, она просто страдает! Определенная сущность, имеющая миллионы проекций! В коровах ты останешься телкой по поведению и будешь пастись весело и беспечно, не озадачиваясь теми вопросами, которые, предположим, задают себе Елена или Джума. Также ты нарожаешь много телят, подобных себе, и все они, став коровами и быками, по сути своей, по поведению останутся телками и телятами, поддерживая в нашем великом стаде тот необходимый уровень легкомыслия, непосредственности и простоты, который необходим для самого существования скотины. Имя оставлено на мой вкус — место пустое… Подобное указание Хозяина означает, что я могу дать тебе как имя, так и обыкновенную кличку, то есть нечто звучащее и тем и иным образом… Что же, назову тебя Роза! Надеюсь, тебе понравится!

— Только не прибавляйте, Пастух, вертихвостка или прищепка!

— Не прибавлю, — пообещал Пастух и сделал следующее заключение относительно всего стада вцелом: — Я пока что не вижу ваших конкретных особенностей, если они и есть, то проявились пока что весьма туманно, вы мало отличаетесь друг от друга по поведению, и поэтому предлагаю вам не стесняться и вести себя так, как вам хочется, не нарушая, разумеется, порядка пастьбы и целенаправленного движения по великим столбам.

11. Курение коз

— Мне, Пастух, кажется, — задумчиво сказала Елена, внимательно слушавшая и наблюдавшая все предыдущее, — что велика связь нашего, реального, мира и потусторонней иллюзии: вот имена вы дали оттуда, и качества или свойства тоже передаются нам как будто бы от наших проекций, от их разнообразных характеров…

— На самом-то деле, Елена, ты права лишь отчасти: связь эту можно назвать условно-великой. Звучания имен, которые вы получили, — условны, поскольку произносятся мной на неправильном языке, но Пастухи, не владея коровьим, и будут всегда при общении с вами употреблять проекционную речь. Коровы же друг друга зовут просто: корова, лишь изменяя оттенок мычания и обозначая тем самым сущность по имени. Оттенков этих сейчас вы, полуглухие, не распознаете, но слово «корова» Ида вам промычит.

Ида безотлагательно перевела на коровий слово «корова», и несколько телок старательно промычали за ней этот звук.

— Что же касается ваших качеств и свойств, — продолжил Пастух, — они передаются проекциям в виде характеров, а не наоборот, хотя бы в силу того, что сущность — первична, а проекция является лишь отображением ее. Характер может меняться, свойства же сущности неизменны. Хотя, как вы узнаете дальше, есть множество исключений, говорить о которых пока еще рановато, поскольку к подобному разговору вы не готовы, не понимая сути многих элементарных вещей, которые составляют реальный, истинный мир, условность связи которого с проекционной иллюзией — весьма серьезная тема, и только выдающаяся скотина высших кругов способна разумно затрагивать ее в своих размышлениях. И потому советую не только Елене, но всем: не озадачивайтесь вопросами, опережающими ваше движение, сосредотачивайтесь на насущном моменте.

Телки, не найдя ничего более насущного, чем выдать по маленькому шлепку, потянулись за Идой к нескончаемой луже, Мария-Елизавета задиристо побежала на другую сторону дороги снова дразнить коз и баранов, а Пастух наконец присел на траву и удовлетворенно сказал:

— Ну вот, все довольны, и я сейчас в наступившем полном спокойствии займусь своими делами, — и принялся рыться в загадочном содержимом своей пастушеской сумки.

Джума и Елена сначала выбрали оставаться на месте и насыщаться травой, но вскоре разлеглись на поверхности, вытянув ноги как палки, отрыгивая и пережевывая поглощенное и наблюдая за действиями Пастуха, который, найдя в сумке то, что искал, произнес странную фразу:

— Ну а сейчас я буду курить большую козу.

— А что означает: курить козу? — удивилась Елена и даже приподняла от поверхности свою голову.

— В сумке моей, — стал объяснять Пастух, — не одно только барахло, предназначенное для поощрения и украшения коров и таких симпатичных, сопливых телок, как вы, — как, например, прищепки, мушки или технический лен для плетения косичек, которыми мы, Пастухи, украшаем особенно полюбившуюся скотину, — но в числе содержимого есть и личные пастуховские вещи, приносящие радость и отвлекающие меня от однообразия пастьбы. Вещи эти я, иногда, перемещаю сюда из проекционной иллюзии, когда натыкаюсь на не очень-то нужное там, но весьма полезное здесь, а также когда проекционная тень, наделенная той достаточной степенью интуиции, которая дает ей возможность общаться со мной, дарит мне при этом личном общении что-нибудь уникальное. Перемещением предметов из плоскости в плоскость заведует, как я говорил, из ниоткуда и в никуда, и я, как Пастух, использую это свойство границы двух сред даже более эффектно, чем любая корова, которая только и делает, что ворует у своих же проекций разные украшения… Вот, к примеру, подаренный мне кисет с табаком и курительная бумага. — И Пастух извлек из содержимого сумки черный кисет с вышитой буквой Н и перетянутый обыкновенной бечевкой и пачку газетной нарезки. — Здесь, в мешочке, у меня местный табак, но сам кисет и бумага — из потустороннего, мертворожденного мира. Мой друг из этого мира, проекционный пастух по имени Николай, с которым я иногда встречаюсь и обсуждаю нос к носу наши пастушеские дела, которые в большинстве случаев требуют одинакового подхода, подарил мне однажды от широты своей пастушеской личности эти замечательные предметы и научил скручивать и курить восхитительные табачные козы, которые я в свою очередь научил крутить и курить многих Божественных Пастухов. Тут, правда, не обойтись без коровьих слюней… — И, соорудив самокрутку-козу в форме рожка, Пастух попросил Джуму, которая разлеглась совсем рядом, лизнуть край газетной бумаги, чтобы последняя склеилась.

Джума тут же лизнула, вымочив, правда, всю самокрутку, после чего Пастух подул на нее, чтобы высушить, и продолжил рассказывать: