Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Демоническая химера прыжком переплюнувшим всех когда-либо существовавших олимпийцев перескочила через остатки дома, по которому скатился Нар, и маневрируя жировыми складками направила свои необъятные телеса в сторону наводящего среди павуков суету Вихря Цепей.
— Кто тут, б#ять, самый крутой дипломат, мать вашу?
Темный медленно соединяет свои разбросанные по брусчатке ошметки в нечто цельное.
— Вставай, самурай. Этот е#учий город все еще горит.
Примечание злобного злодейского злодея:
Я опасен! Я страшен! Я внезапен!
Я — ужас на крыльях ночи!
Я — ТЫГЫДЫК, мать вашу!
Примечание геройствующего героического героя:
Мой час пробил!
Примечание злобного злодейского злодея:
Ты не посмеешь…
Примечание геройствующего героического героя:
А ты останови меня!
Глава 13. Анатомия ненависти
Нар прожил хоть и достаточно короткую, но крайне бурную жизнь, а посему повидал в ней некоторое дерьмо, по большей части из-за которого и мутировал в того, кем он является сейчас. А точнее социопатичного морального подонка с расшатанной психикой, нервами и зачатками вьетнамских флешбеков, заставляющих настороженно коситься в сторону любых деревьев.
Он видел, как рождались и гасли звезды, как царства возносились и исчезали без следа.
Он видел все возможные оттенки и грани безумия, заполоняющего собой этот пласт мироздания, подминая под себя все до чего только сможет дотянуться.
Он видел, как люди слетали с резьбы, дабы с головой окунуться в бурлящий всеми мыслимыми и немыслимыми пороками омут клоаки греха, аморальности, ереси, безнадежности, безнравственности и прочих сущностей темного человеческого естества, неподвластного внятному осмыслению.
Гордыня. Искривляющая саму суть в противоестественных параксизмах противопоставления себя и всего остального мира, слишком ничтожного и незначительного, дабы о нем хоть кто-то смел упоминать вслух. Мажористые ублюдки, возомнившие себя королями этого пласта реальности, лишь потому что им подфартило родиться не в канаве, а во дворце из золота.
Ненависть. Разрывающую потоком расплавленного металла грудь в нестерпимом приступе животного желания убивать и калечить, плавая в океанах еще горячей крови и жонглируя зловеще ухмыляющимися черепами, ибо только это сможет на какое-то время, жалкие доли секунды, поумерить нескончаемый поток жутких образов, вытекающий из агонизирующего мозга. Окончательно поехавшие бойцы подпольных клубов, в которых состоял тогда еще молодой Отец Монстров, с нечленораздельным рычанием и брызгами слюны рвущие друг друга на части под вопли обезумевшей от крови толпы, беснующейся за пределами ринга.
Жадность. Судорожные попытки получить и добиться невозможного. Ломая ногти, сдирая пальцы до костей, грести все до чего только можно дотянуться в свои закрома, дабы среди золота и драгоценностей подохнуть от голода и нищеты. Человек, питавшийся объедками из помоек, просто потому что ему было жалко или страшно хоть что-то делать с неожиданно появившейся кучей бабла.
Зависть. Перетирающая душу, личность, стремления, характер, друзей, семью, коллег и товарищей в мелкую пыль, перемешанную с кровавой взвесью. Ведь у этого ублюдка лучше работа, машина, жена и дети. Стараешься годами, чтобы утереть этой мрази нос, но у него всегда все самое лучшее… что же… а у меня есть нож, ствол и патроны, посмотрим кто круче?
Уныние. Монотонное существование, день сурка с кристально-ясным осознанием того, что это дерьмо не закончится. Никогда. Офисные работники, прекрасно понимающие, что занимаются какой-то никому не нужной ересью, но не способные вырваться из порочного круга, ибо на шее уже затягивается петля кредитов, да и нежеланным детям уже нужно поступать в колледж…
Похоть. Абсолютно аморальное и богомерзкое порождение корчащегося в собственном соку сознания, не справляющегося с потоком разврата, размывающего привычные нормы и устои. Мужчина, женщина, животное, растение, труп, еда, один, два, тысяча — не важно что и сколько, лишь бы нравилось, а точнее казалось, что нравилось.
Обжорство. Набить брюхо и просто плыть по течению раздувшимся пузырем жира, смешанного с лютейшей апатией, прерывающейся лишь в моменты практически непрекращающихся приступов зверского голода, как физического, так и духовного. Но его не утолить, как не старайся.
Месть. Выжигающая душу жажда крови кого-либо или чего-либо. Все ради этого. Цена не важна. Своя и чужие жизни — лишь дрова для исполинской печи возмездия, в которой будут заживо зажарены те, кто сделал то, что делать точно не стоило.
Безумие. Противоестественное. Необъяснимое с привычной всему мирозданию точки зрения. Нечто за гранью человеческого и нечеловеческого понимания.
Нар видел практически все, что только можно было увидеть и при этом остаться в живых.
Но вот эта ересь… это было слишком.
Едва ковыляющий Темный остался за спиной, рухнув обмякшим мешком на каменное крошево. С хрустом встающих на место суставов, его пальцы, стесанные практически до костей, силились открыть крышку перемазанной в крови склянки с тускло переливающимся на свету зельем.
Взрыв где-то в стороне.
Сонмищем холодных липких пальцев пробирающий до самого трусливо сжавшегося нутра вой Свежевателей.
— КНЯЗЬЯ С НАМИ!
Полубезумный вопль разорителей где-то на соседних улицах, пошедших в самоубийственную атаку на перемалывающую все и вся в кровавую пыль химеру.
Взрыв.
Едкий дым вгрызается в нос и слезящиеся глазницы.
Отца Монстров отбрасывает к стене ближайшего полуразрушенного дома, чадящего смрадом горелой плоти. Мелкие каменные осколки брызжут в лицо и грудь.
То что осталось от брони превратилось в вяло трепыхающееся на ветру месиво разорванной кожи, звеньев чешуи и практически освежеванного мяса грудной клетки. Кровь тонкими струйками стекает с саднящей физиономии, щекоча грязную шею и спускаясь за разорванный воротник. Держась за стену, просто стоять несколько секунд, подготавливаясь, как морально и физически, к очень скорой отправке на перерождение. Ладонь в грязи и крови, обильно текущей из глубокой царапины, оставленной непонятным выдолбом в растрескавшемся камне. Благо, заражения и прочих прелестей антисанитарии тут нет. Было бы очень неприятно пройти подобную мясорубку, после чего загнуться в канаве от заражения неведомой болячкой или чего-то подобного.
Под канонаду взрывов, чередующуюся с воплями заживо пожираемых демонов и подыхающих в луже собственной крови людей, бросится вперед, к тому месту, где Вихрь Цепей собирался размотать по земле тонким слоем павучью варбанду. Химеры под прикрытием шквала эльфийских стрел и слабосильных заклинаний отступают, дабы затеряться среди руин, трупов и обломков.
Оценка ситуации через интерфейс. Расклад далеко не из приятных.
Осьминогов осталось около восьми, эльфов семнадцать, плюс приставленный к остроухому отряду друид, валяющийся в отключке, вследствие того, что цепи Скарса пропахали его плоть, аки мокрую бумагу, обнажив треснувшие ребра и позвоночный столб. Самад перегруппировывает войска, ибо наткнулся на родственничков Хребта и Вихря Цепей, большая часть которых ныне зверски умерщвлена ценою практически всех Свежевателей и нижней